Владимир Крупин - Спасенье погибших

Главный секрет их счастья, что у них нет секретов. Нет, и все. Отсюда следует: они не лгут, не суетятся, не подсиживают друг друга, не устают, не торгуют. Они независимы, потому что хотят очень мало, не хапают. Чем мы плохи? А тем, что бессильны перед своими пороками. Нет у меня барахла, и я несчастен. А зачем оно?

Вы что думаете, я все буду говорить, говорить, а потом заявлю, что это был сон, что все было голубым и зеленым, нет, давайте без мифологии, ее дни сочтены: любой миф был реальностью, богатыри жили, а потом измельчали и выдумали, что это выдумка. Ничего это не во сне, был я там. Что мне там сказали? Первым делом сказали: «Личный состав контрольно-пропускных пунктов приветствует идущих на досмотр». Все мне радовались. Народ в основном прозрачный. Остановился поговорить, голос слышу, а нет никого. Начинаю двигаться, опять встреча: «Идущие вперед и выше приветствуют тебя». Это же не о спорте, иду вместе с ними, но сил нет, тело не то, грешное тело, тормозит сильно. А под ногами будто завод какой — подземное гудение. Но там не тот свет, а наш. А они прозрачные, ибо очистились от черноты пороков, чего им не светиться, чего ж им не быть прозрачными, если отскребли они скверну зломыслия.

Подходят, спрашивают: «От чего хотите избавиться?» «От пьянства, — отвечаю. — Хочу начать движение «Трезвым — в гроб»». Думаю, начнется разговор о социальных причинах, о том, что деньги некуда девать, тут же проблема сахара в сельской местности, нет, говорят, дело в шее. Как? Так. Допросите свой желудок, хочет он пить эту гадость, хочет он сжигать себя, зарабатывать язву, расщеплять бормотуху на кислоту и дерьмо? Не хочет? Почему пьет? Заставляют, шлют команды. Кто? Хозяин, то есть голова. Она же и ногам приказывает: беги, пока не закрыли, постарайся без очереди. В голове все дело, в голове. А как она приказы шлет, каким образом, кто сигналы передает, по каким каналам, кто связной? Шея, брат, шея. По ней сигналы идут. Испытания были — башку оттяпают, разве тело хочет выпить? Не хочет. Так что все дело в шее, отсюда наука шеизм, ее изучение называется шееведением. Такое, брат, шейство и такое шеевидение. Но шея нужна, она еще голову может на свет солнца повернуть, она чуть ли не главнее головы. Говорят, жена — шея, хотя муж — голова. Ой, не уйти, не уйти нам от проклятого женского вопроса. Кажется, какое несчастье, если любит меня такая-то миссис, зачем губить жизнь тягостью переживаний? И зачем мне ее любовь? Зачем вообще любовь этих лживых, продажных существ? Когда из-за них все: воровство и обманы, зависть и злодейство… о, кажется, я угодил своим палачам, меня уже не бьют. И то сказать, и из них кто женат, кто обманут. Я и женщинам могу прямо сказать: лживы вы и бессовестны, всем вам хочется получше того, что у соседки, или подруги, или сотрудницы по работе. Жадны вы и ленивы. Но любопытны. Все знать надо, что у людей творится, все надо, чтоб муж побольше зарабатывал, а вы все прибедняться будете. Что? Вы говорите, что вы не такие? Правильно, женщины, вы не такие, вы еще хуже.

А теперь, бабоньки, спрячьте меня под свои юбки, я буду из-под этого колокола на китовом усе про мужчин правду говорить. Вы сами понимаете, что я могу про них сказать, ибо к ним принадлежу. И вы, ученые, брысь под лавку, хороши и вы, проводя соглашательскую политику. Мол, есть отдельные, та-скать, недочеты, вранье все это — все мы до безобразия безобразны, и надо думать, как спастись, и не хвалить друг друга, а ругать. Все мы хороши, то есть глубоко несовершенны, и все дело в ремонте испорченной природы человека.

Опять! Опять прижали сапогом к канализационной решетке, по нисходящей идут, зря, ребята, я-то бессмертен, а вам скоро отчаливать, а я могу и без сознания полежать, я как в тумане, а туман для земли как пластырь на раны, смягчает. Такое ли бывало, мадам, а и просторно же душе, когда освобождается от тела, как не пожалеть бедных палачей — секрета они не узнали, да и вам, синьора, нечего сказать, не тянет мой секрет на сплетню, скучновато зевнут ваши матроны, вышедшие в час гасиенды на авеню почтовой марки, но скажу вам, ханум, у моих неумытиков в стране счастливых лизоблюдства не было, а почему не было — не было блюд, и вы, девушка, пока не стали мегерой, запомните, что если у них не было ночи, то они брали питание прямо из солнечных лучей, не верите? Зря. Не было лизоблюдства, не было, блюд не было, не было еды, а меня тягают третью неделю. Рад бы чего утаить, да нечего, нет тайн. И деньги нечего на разведку тратить, смешно же! Никуда я от вас не уходил, в себе был. В себе. Совершенство в нас самих, в нас самих и несовершенство, какая тут тайна, тут аксиомой за версту пахнет. Так что ерундой не страдайте, отпустите, мне идти надо, у меня скотина не кормлена.