Владимир Крупин - Спасенье погибших

О, мадам, вы даже не знаете, какие события случились со мною, вы все так же стоите у раскрытого набитого гардероба и все так же повторяете фразу: «Я совершенно голая, мне совершенно нечего надеть».

Коллеги, а как насчет того, чтоб пойти в баню? Между нами, девочками, о цветочках, ведь это античная традиция. Это вам не хи-хи, беги, аспирант, за веником. Великие дела в термах решались, давайте-ка растелешимся, ибо наг и бос пришел я в мир и отыду из оного. Э, братишка, ну у тебя и пузо, дай поносить. О, да тут лекция. Чего? Велят башкой о кафель ударяться? Этот лектор не дурак. Смотри-ка, он еще и магнитофоны просит выключить. Вот они все не уймутся, они опять за свое. Какой такой секрет он может рассказать? Я еще ни одного секрета в жизни не узнал и ни одного не рассказал. А людей, на этом спекулянтов, знавал. Один человек скажет пяти другим, что такой-то с такой-то спит, подумаешь, шарада, но кому-то интересно, и идет слух. А тот человек любому из пяти заявляет: как ты посмел рассказать, ведь я только тебе рассказывал. Так что давайте и башку и кафель побережем. Лучше вспомним, что в римских банях решили, что Карфаген должен быть разрушен, так какой это секрет, его в сенате каждый раз сообщали. И разрушили, и что? Опять шептаться? Коллеги, попросите чуть-чуть Боккерини да попрыгаемте-ка в бассейн.

Не шумите во последних рядах, заканчиваем. Конспектируйте, не надейтесь на память, плохая у всех у нас память, все забываем. Я вот, например, забыл письма отца, а писал он их, сидя на замерзших трупах, где там в степи взять бревно. Я вам как-нибудь прочту эти письма, реветь будете, если не до конца оживотнели ваши чувства. Слушаю. Да, девушка, а вы на какой язык будете переводить? На английский? Но есть ли у них слово «оскотинились»?! Нет? Странно. У нас даже фамилия такая есть. И что это доказывает? То, что мы себя не жалеем, что мы прежде всех заговорили о несовершенстве природы человека, об отклонении от норм божиих. И что? Начали, как порядочные, с себя, а только того и добились, что все радостно закричали: они сами о себе говорят, что у них есть скотинины. Еще выдумали судить о нас по нашей на себя критике. Вы так, девушка, переведите: пока не до конца очерствели наши чувства, — или: пока не окостенели ваши чувства и есть еще надежда на ваше спасение, вы сможете плакать над письмами с фронта. Пойдем дальше. Вообще-то, девушка, тяжел русский язык. «Квас» пишется вместе, а «к вам» — отдельно. Или вот: алкоголик первой гильдии ударил по конине и за полчаса попал в сказку. То есть дернул коньяку и захорошел, но пока не в отрубе.

Дамы и господа! Что есть наука как не поиск истины? Истина в последней инстанции нам недоступна, но природа-мать, как всякая мать, терпелива и терпит наше над ней издевательство. Но разве не должен висеть на видном месте в нашем общем доме ремень, который мать вправе снять с гвоздя и, заголивши нам задницу… вы, девушка, помягче для англичан, хотя пороть всех надо…

А, звонок был. Ну, хватит на сегодня. Староста, был звонок? Не вставать, запишите домашнее задание, я не виноват, что приходилось отвлекаться. Запишите в дневники. Первый вопрос: кто нас обул в лапти? Второй вопрос: если истина есть форма добра, то сколько форм у добра? И третье: мечта есть реальность, только не совпадающая с действительностью по времени. От чего зависит несовпадение? И четвертое: ученые знают все меньше во все большем количестве направлений науки. Почему же они уверены, что они что-то знают? И последнее, пятое: что сделать для того, чтобы человек как личность стал не средством, а целью прогресса?

Ну вот, как некстати, занятие же кончилось, а тут записка: «Как сделать людей богатыми?» Во-первых, зачем, а во-вторых, это просто: ничего не продавать. Придет человек в магазин — купить нечего, он и уйдет, а деньги целые. На книжку положит. Так три года походит, глядишь, в полку миллионеров прибыло. Перерыв!

Слушай, ты ведь парня на баян отдавал учиться? Да? Сыграй нам, сынок, у меня небольшой перерыв, вспомним с твоим отцом обманувшую нас юность, ибо мы — дети культа, росли при волюнтаризме, а вас, дети, мы рождали в период застоя, ой бедные мы, бедные, и вспомнить нам нечего, одна кукуруза, да графики, да еще «много дней дует знойный сирокко, но он слезы мои не осушит», да «вдали погас последний луч заката, и сразу тишина на землю пала, прости меня, — это, сынок, девушка из юности говорит твоему отцу, — прости меня, — говорит она, — что я любить и ждать тебя устала». Не ценил ее, не берег твой папка. А другая, Мариэттой звали, над ним издевалась. «Эй, поскорей выходи танцевать с Мариэттой, эй, — кричала она на отца, как на лошадь, — а если, дружок, ты несмелый, то мне какое дело, отыщется другой!» И отыскивались! Сыграй, сынок, «Прощание славянки». Господи, сколько славянок прощалось с нами! И «сиреневый туман над нами проплывает, над тамбуром горит прощальная звезда». Играй, парень! Юность обманула нас, но была прекрасной. Играй! Вот уже и оркестр подхватывает, а в нем музыканты старше нас и все лысые. А что лысина! Вспомним мою тещу, она всегда говаривала, целуя другого зятя в макушку: «Лысина — не увечье».