Юрий Сбитнев - Костер в белой ночи

Так же решительно, как собрался в дорогу, объявил Инне Гавриловне:

— Серьгу с собой беру, парнишке любознательно будет.

— Так ведь школу ему закончить надо. Первый годок учится, до каникул дождитесь.

— И так переведут в другую ступень. Отличник, — сказал дед голосом, не терпящим возражений.

— Пускай едет, — шепнул жене Тихон Николаевич. — Папашу не переспоришь. Зря только озлится.

Ехали через всю Россию в шумном, общем вагоне. От плацкарты дед отказался. Тихон Николаевич, как депутат, мог обрядить поездку комфортабельной, но не тут-то было:

— Я на чугунке общество люблю. И плацкарта мне твоя без надобности. Я ее сам заслужил, да не хочу, как кинарейка в клетке, ехать. Мне общество любо. До скорого, Тиша.

Скорого свидания не получилось. Захватила война.

Сережка вернулся к родителям только в сорок третьем по зиме. Дедушку привезли в пятьдесят первом на родину помирать. Бабушка не вернулась, умерла в голодную зиму сорок шестого.

На всю жизнь запомнился Сергею тесный, шумный вагон, густо, как огурец семечками, набитый людьми.

Ехали весело, дружно. Дед перезнакомился почти со всеми пассажирами. Таскал Сергея к знакомым машинистам, кондукторам и проводникам, в купейные вагоны, где подолгу спорил с военными в новеньких, хрустящих ремнях, с алыми кубарями и ромбиками на петличках, в синих летных пилотках и фуражках с большими лаковыми козырьками. Говорили о войне. Говорили много, жарко.

— Я сам кавалер всех трех Георгиев, — шумел дед. И показывал военным на ладони такие страшные, чужие кресты в цветных лентах.

— Ты, батя, поосторожней с этими самыми наградами. Не в чести они. Царские, — посоветовал какой-то высокий, очень строгий военный.

— Царские, — зашумел дед. — На-кося, царские. Они мне во славу русского оружия дадены, во славу русского воина. И, когда на пленение беляков с делегацией нашей хаживал, оружие у генералов принимал, их под красную свою звезду надевал. Я сибирский стрелок. У меня их сам Сталин в Царицыне видел. Руками трогал. А ты — царские. У меня к ним орден советский есть, на-ко вот, гляди, — и доставал орденскую книжку.

Орден дед хранил особо, вместе с часами — подарком Ворошилова.

Ехали весело, интересно. Где-то уже за Волгой дед отстал от поезда. Встретил давнишнего дружка и загостевался с ним в вокзальном ресторане. Через сутки догнал пассажирский каким-то только ему известным способом.

— Доставили на спецэшелоне, — сказал бабушке.

Сережка тогда очень беспокоился, не потеряется ли вовсе дед, а бабушка ничего, только рукой махнула:

— Объявится. Он на ногу спор и разворотлив. Объявится.

Бабушка вообще считала, что для деда не существует никаких преград.

В Москву приехали ранним утром. И как ни силился Сергей, не прозевать бы Москвы, все-таки проспал.

Растолкал его уже дядя Петр.

— Вставай, гимназист, Москву продрыхнул, — шумел где-то внизу между узлов, корзин и чемоданов дед.

Сергей открыл глаза, увидел в окошко длинную, сырую от дождя платформу, остроконечную башню над ней, услышал необыкновенный сладковатый, с горчинкой особый московский запах и понял, что теперь для него началась новая, совсем не похожая на прежнюю жизнь.

Дядя Петр жил в большом, новом поселке под Москвой. Поселок сплошь был застроен длинными деревянными бараками и двухэтажными стандартными домами. Дома стояли грудно, бок о бок, на дворах ни единого деревца, ни цветка, даже трава и та попятилась под завалины бараков.

Жил дядя в половине недостроенного дома на краю пристанционного частного поселка, который длиннющей улицей упирался в новую, уже каменную трех- и четырехэтажную застройку — жилучасток — так называли строительство местные. Только что пущенный в работу комбинат был обок с домом дяди. Перейдешь голый пустырь, густо заросший низкой щетиной, жесткой и всегда, даже ранней весной, блеклой травою, и упрешься в дощатый забор.

Спешили, очень спешила пустить комбинат в работу, даже кое-где забор не поставили, набили кругляков и переплели их колючей проволокой. Мимо, по самому заберу тропочка, по ней, в первый же день перезнакомившись со «станционными», так звали ребят, живущих в старом поселке, Сережка отправился купаться на реку.

Купание, рыбалка, дальний лес за железнодорожной веткой заняли все свободное время, свободное от сна. Дед гулянки внука не ограничивал. Только утром заставлял подтягиваться до десяти раз на турнике. Турник дед сделал на второй же день по приезде. Вкопал за углом дома два столба и на них поперек укрепил лом.