Римма Коваленко - Конвейер

— Не пропускает исполком? Есть выход, Валерий Петрович. Отдайте квартиру Зое Захарченко. У нее два сына женатых, пятеро внуков.

Никитин выпрямился на стуле, в глазах мелькнуло замешательство.

— Квартиры, Татьяна Сергеевна, не в моем ведении… Так я вас слушаю.

Желает говорить только о том, что в его ведении.

— Тогда я насчет работы в неположенное время. В субботу. Сколько это еще будет тянуться?

Никитин снял трубку, набрал номер.

— Склад сборки? Какие у вас прогнозы насчет электролитов?

Ответили ему коротко. Не кладя трубку, передал ответ Татьяне Сергеевне:

— Дня на четыре. Но завтра ждут еще партию.

Выставил скучные, невозмутимые глаза: что еще?

— Как мастер участка, ставлю вас в известность, что больше сверхурочных работ в выходные дни не будет.

— А что будет? — спросил Никитин. — Какая муха вас укусила, Татьяна Сергеевна? Можно любую беду возвести в принцип, но стоит ли?

— Стоит. Будем эту беду делить поровну. На все сверхурочные работы — решение профсоюзного комитета и приказ, хотя бы за вашей подписью.

— Хотя бы. Спасибо. А что изменится?

Она ждала этого вопроса.

— Многое изменится, Валерий Петрович. Врать сами себе не будем. Честно будем плевать на законы о труде. Как вы сами считаете, почему с электролитами такая чехарда?

Никитин глядел на нее как на помеху. Квартира у него сейчас в голове, а не электролиты.

— Возможно, потому что там, где их делают, блюдут законы, не плюют на них, по вашему выражению, как мы. Оттого они нас подводят, а мы — никого.

Знать ничего не хочет, на новом конвейере мечтает выехать. А что на нем будет такая же работа, как и на старом, об этом не думает.

— Подведет вас под монастырь ваш новый конвейер.

Она ждала, что после этих слов грянет взрыв. Любое недоброе слово о новом конвейере бросало Никитина в дрожь. Но Валерий Петрович не шевельнулся, поднял на нее свои отсутствующие глаза:

— Вы так думаете?

Вот как заела его, выбила из колеи новая квартира. Изобретатель. Хочет, чтобы и дома был у него кабинет. Обставится цветочками, закроется от домашних на ключ и будет изобретать еще один конвейер.

— Я понимаю вашу заботу о плане, — все так же витая мыслями где-то в другом месте, бесстрастно говорил Никитин, — но вам стоило бы иногда переключать свое внимание и на машину. Я не заметил у вас творческого отношения к ней.

Вот он о чем. О творческом отношении к резервам конвейера. Красиво, по-писаному звучит, только это мы сами написали.

— Если с электролитами будут продолжаться перебои, придется перейти к творчеству, — пригрозила она, — только вряд ли оно вас порадует, Валерий Петрович.

Она вышла из кабинета разбитая, слабость напала до тошноты, не хотелось никого видеть. Прилечь бы где-нибудь, подремать, ни о чем не думая. Соня поглядела в ее сторону спокойными глазами, ничего не заметила. Зоя тоже глянула без вопроса.

— Соловьева! — позвал ее из глубины цеха мужской голос. — К телефону!

Звонили со склада. Сообщили, что электролиты кончились. Завтра к концу смены будут.

— Как же так? Ведь минут двадцать назад звонил Никитин и ему сказали, что есть запас на четыре дня. Как же так?

Ответа не последовало. Старая песня: наше дело — предупредить.

Час назад, до разговора с начальником цеха, она бы после такого телефонного удара побежала на склад, проверила накладные, самолично бы удостоверилась, что электролиты не уплыли в другие сборочные, поговорила бы с обманщиками, отвела бы душу. Но сейчас не было ни сил, ни желания искать виновников лживой информации.

— Наташа, постой, — она схватила за руку проходившую рядом Наталью, — опять электролиты кончились.

— Знаю.

Знает. Все знают, а она одна должна умирать.

— Что же будет завтра? — спросила Наталью.

— Завтра, Танюша, придется поработать для стеночки. Другого выхода нет. А потом — опять в субботу.

Без приказа, без санкции профсоюзного комитета. Это же Наталья потом будет глядеть на нее и спрашивать: «Где приказ? Как это — рабочий день в субботу?»

— На складе сказали, что электролиты будут завтра в конце дня. Вот пусть завтра конвейер и приходит на работу к этому времени.

— Ты что, чокнулась? — Наталья поглядела на нее зверем. — Думай, что говоришь. Зарываться стала, придержать тебя некому.

— Это я кое-кого попридержу. — Татьяна Сергеевна глядела на подругу и не видела ее: только бы самой на ногах удержаться.

На закуску всех бед этого дня подоспел Соломин. Подкараулил у проходной, забубнил что-то, не поднимая головы.