Михаил Колесников - Большие расстояния

…С девушкой Сити я впервые встретился на палубе нашего корабля. Она пришла сюда вместе с подругами и друзьями по университету. Это была красивая яванка лет двадцати. Большие сияющие глаза, золотистая смуглота щек. На иссиня-черные волосы наброшен газовый шарф-сленданг. На ней — желтая блузка и черная юбка. Она первая подошла ко мне, протянула маленькую, как у ребенка, руку и решительно заявила, что студенты медицинского факультета хотят осмотреть советский крейсер. К этой группе присоединились студент исторического факультета Басуки, журналистка Нури, грузчик Собрат. Завязался оживленный разговор через переводчика.

Это был особенный день Танджунгприока. Еще до рассвета со всех сторон сюда потянулись вереницы людей. Студенты, рабочие, крестьяне, мелкие торговцы, служащие. Напрасно полицейские в белых касках метались перед железной оградой и воротами, ведущими в гавань: бурный поток посетителей сломил все преграды, распахнулись ворота — и тысячные толпы растеклись по километровому бетонному причалу, ринулись к трапам.

И вот они облепили все надстройки крейсера и эскадренных миноносцев. И даже древние старушки, мужественно пробиваясь сквозь толчею, поднимаются по крутым трапам все выше и выше. Сюда явились семьями, а семьи — по восемь — десять человек.

Я показал своим индонезийским друзьям все, что они пожелали увидеть. Это были именно те молодые люди, которым предназначался подарок советских полярников. И я вручил палешанскую шкатулку девушке Сити. Я рассказал об Антарктиде и о том, с каким трудом был добыт образец горной породы, о метелях и ураганах, о мужестве и стойкости во имя славы Родины и науки. Этот подарок — эстафета отважных. Незримая нить протянулась сюда от защитников Сталинграда и зимовщиков Мирного. Ведь студенты Джакартского университета всегда отличались своей революционностью. Когда японцы оккупировали Джакарту, студенты первыми поднялись на борьбу. Это они приняли участие в уличных боях с голландскими войсками. Пусть студенты Джакартского университета всегда помнят о своих советских друзьях.

Сити прижала шкатулку к сердцу. Ее ясный любящий взгляд был лучшей наградой для меня. Образец породы переходил из рук в руки. Жителя столицы тропиков с особым интересом рассматривали частицу земли, привезенную сюда за десятки тысяч километров. Этот темно-бурый осколок неведомой антарктической горы согревали теплом своих ладоней зимовщики, затем он побывал в Москве, пересек необозримые пространства Сибири и беспокойные южные моря.

— Мы вас никогда не забудем… — сказала Сити. — Вы навсегда в наших сердцах!

На другой день мы бродили по тенистым паркам Джакарты. Сити была задумчива и грустна. Иногда она брала мою руку и говорила, коверкая русские и английские слова:

— Мы будем писать Москве. Вы — писать Джакарта.

Белоствольные пальмы поднимали перистые ваи в ярко-синее небо, магнолии и гигантские фикусы преграждали нам дорогу. Многовековые смоковницы и цветущие деревья, которые здесь называют «пламенем лесов», переплетались кронами, образуя сплошную завесу; пальмы-ротанги охватывали своими кольцами стволы. Но я не смотрел на все эти чудеса растительного мира тропиков. Жестокая непонятная тоска завладела мной. Завтра мы уходим… А под пальмами Явы останется Сити, моя подруга, печальная и прекрасная, как эта страна. Большие расстояния лягут между нами, может быть, навсегда разлучат нас. Мы родились в разных полушариях земли. Ей будут сиять южные звезды, я снова увижу холодное мерцание северного неба. Почти чудом попал я сюда. Но повторится ли это чудо еще раз?..

…Мы уходим. Снова кипит, волнуется Танджунгприок. С нами пришли проститься, и каждый хочет вложить в последнее рукопожатие, в последний взгляд все то, что осталось невысказанным: и безграничное уважение к советским морякам, и привет советскому народу, и свои заверения идти плечом к плечу в борьбе за мир, и надежду на новые встречи, и просто любовь. В окружении молодежи я замечаю одного из матросов. Уже раздарены все значки, во всех записных книжках оставлены автографы. Правда, еще остался голубенький томик с алыми парусами на обложке. Книга любимого писателя, взятая с собой в дальний поход. Можно отдать все, но как расстаться с заветной книгой, которая стала самым близким другом?