Михаил Колесников - Большие расстояния

Я всегда удивляюсь способности людей засыпать почти мгновенно. Вот только-только мы разговаривали — и уже раздается могучий храп. Должно быть, легко живется вот таким, лишенным всякого воображения…

Я вынимаю кусок породы из шкатулки и взвешиваю на руке. Сколько потребовалось почти нечеловеческих усилий, чтобы найти среди вечных льдов и снегов обнажение пород и вырубить вот этот кусочек!.. К сожалению, это сделал не я, а другие. Мне всегда казалось, что в ледяную Антарктиду посылают людей особых, не похожих на меня. И когда на шестой материк отправился мой приятель Федюнька Зайцев, с которым мы когда-то учились в геологическом техникуме, я не знал, что и подумать. Острая зависть кольнула сердце. Мне казалось, что бессмертие уже осенило его: ведь имя Федора Зайцева, молодого геолога, навечно будет вписано в историю науки. В этом году Федор вернулся в Москву, и мы с ним встретились накануне моего отъезда в Индонезию. Я не нашел в нем особых перемен. Все такой же балагур, восторженный, сентиментальный. На его лице не появилось ни суровых морщин, ни других признаков, свидетельствующих о том, что этот человек был в самом сердце белого безмолвия, в стране жесточайших морозов и ураганов.

— Королевского пингвина я тебе не привез, — сказал он. — Да и на кой черт тебе эта прожорливая тварь? Это же сущие попрошайки…

И он принялся рассказывать о повадках пингвинов. Да, Федор остался все таким же. И все-таки кое-что я подметил: у моего приятеля появился какой-то странный отчужденный взгляд — глаза смотрели словно сквозь меня, сквозь стены. Он говорил, улыбался, шутил. Но иногда вдруг умолкал и к чему-то прислушивался. В эти мгновения мне казалось, что Зайцеву чудится свист полярного ветра; уют московской квартиры исчезает, растворяется, и перед взором встают неприступные стены великого ледяного барьера, полыхает призрачное полярное сияние…

— Завидую тебе! — произнес он. — Индонезия… Джакарта — столица тропиков… Пойдете мимо Филиппин, Борнео… Романтика! Сказка! Пальмы, океан, адская жарища; ну там обезьяны, кайманы, попугаи, летающие собаки и прочая мура… Одним словом, экзотика.

Да, теперь я мог в какой-то степени смотреть на Зайцева, как на себе равного. «Земля королевы Мэри», «море Дейвиса», «ледник Хелен» — эти названия больше не гипнотизировали меня. Есть еще Яванское море, Калимантан, Джакарта… — и все это я скоро увижу!

Федор надавал мне кучу полезных советов. Дальнее плавание есть дальнее плавание, и к нему следует готовиться тщательно. Одного не могли придумать: что повезти в дар индонезийской молодежи?

— Подарок должен носить символический характер, — настаивал Федор. — Вот возьми, к примеру: когда «Лена» отправлялась в антарктический рейс, сталинградцы прислали полярникам в дар коробку с землей Сталинграда. Привез ее, эту коробку, сталинградский ученый Карпов. На коробке даже были такие стихи:

— Где же это я раздобуду землю Сталинграда? В кармане уже билет на «ТУ-104». Завтра вылетаем.

Зайцев ничего не ответил и ушел. На другой день, не застав меня дома, он приехал на Внуковский аэродром. Сдержанно поздоровался и сунул завернутую в целлофан палешанскую шкатулку:

— Вот, передай от советских полярников из Антарктиды. С ребятами я согласовал. Образец коренной породы с горы Гаусс. Есть там такая гора неподалеку от Мирного…

Земля Антарктиды!.. Темно-бурый песчаник. Коренная порода самого загадочного материка…

Я держу на ладони кусок породы и думаю, что это будет достойный подарок для молодых индонезийцев. Вот почему так тщательно оберегаю я палешанскую шкатулку…

Океан по-прежнему беснуется. Положив шкатулку под подушку, выхожу в коридор.

— А правда, что там растет хлебное дерево? — обращается ко мне один из матросов. Я узнаю его. Это котельный машинист. Вчера я спустился в машинное и котельное отделения. На меня дохнуло шестидесятиградусным жаром. В недрах корабля шла своя деловая жизнь. Моряки следили за горением в топке котла, включали форсунки, поддерживали вакуум в главном холодильнике, обслуживали испарительные установки. Горячий воздух обжигал легкие, пот застилал глаза, палуба уходила из-под ног. Но вахтенные держались спокойно. Котельный машинист донимал меня вопросами об Индонезии, и в конце концов я вынужден был признаться, что сам имею довольно смутное представление об этой стране, раскинувшейся по обе стороны экватора.