Михаил Колесников - Большие расстояния

Мичман едва приметно улыбнулся бледными губами, окинул взором свирепое, но бесконечно родное море, произнес едва слышно, но твердо:

— Разрешите мне!..

И опять перед стеклами шлема шмыгают стайки резвых рыбок, безвольно колышутся мясистые прозрачные медузы. Блеклый свет зарождающегося дня слабо проникает под воду. Внизу — черная бездна. Почему-то томительно долго тянется спуск. Коротаев считает минуты, но скоро сбивается со счета. Густая пелена застилает сознание. Опять азот!.. И неимоверная усталость… Ему вновь грезится, что он скользит вдоль неправдоподобно высокой стены с зияющими отверстиями окон.

Все тепло и силы человеческих мускулов, непокорная трепещущая человеческая мысль — все иссякло в нем еще до спуска на грунт. Он негромко выругался, страшным усилием воли стряхнул наползающее на сознание тяжелое забытье. Уцепился за леер подводной лодки, почти инстинктивно закрепился сигнальным концом за буксировочное устройство.

Оставалось еще закрепить другой трос с левого борта у торпедного аппарата.

Он очень торопился, но движения были вялыми, неуверенными, никак не удавалось сохранить равновесие. Трос часто выскальзывал из рук, и каждый раз приходилось начинать все сначала. Его было очень трудно закрепить, этот неподатливый трос! Коротаев отталкивался, скользил, уходил в сторону. При каждом резком движении его подбрасывало вверх. Хотя бы немного прежней бодрости, ясности в мыслях!..

Нужно обрезать капроновый конец, который уже был не нужен, а свой трос намотать на стальной конец у торпедного аппарата.

Все это потребовало массу времени, а главное — невероятных усилий. Участились провалы в памяти. Уже давно-давно пора было выходить наверх. Его то и дело запрашивали о самочувствии, и это злило. Особенно донимал врач-физиолог. Он, должно быть, страшно переживал за мичмана: то, что Коротаев так бесконечно долго держится под водой и к тому же еще напряженно работает, казалось ему почти чудом. Да, это было невероятно, не укладывалось ни в какие нормы. Есть же предел человеческим возможностям!..

А Коротаев продолжал трудиться. Со стороны это была странная картина: вздыбленный корпус лодки, опутанный, словно паутиной, тросами, и человек, копошащийся в этой паутине. Подплывали любопытные рыбины, почти упирались носами в иллюминаторы шлема.

«Пошли прочь, твари!» — отгонял их мичман. Призрачными огоньками мелькали вдалеке ночесветки.

Трос закреплен. Коротаев передохнул и уверенно стукнул четыре раза по корпусу. Его услышали: передняя крышка торпедного аппарата открылась. Дан сигнал.

И резиновые мешки-посылки падают и падают прямо на руки Коротаеву. Здесь все: теплая одежда, спирт, шоколад, продукты. Торпедный аппарат набит до отказа. А сверху настойчивый голос: «Выходить немедленно!» Но ведь очень важно убедиться, что крышка торпедного аппарата захлопнулась, — иначе может произойти непоправимое несчастье. Мичман подает условный сигнал подводникам — и крышка закрывается. Вот и все!

В телефонах — дребезжащий рассерженный голос врача:

— Выходите немедленно! Немедленно… Поняли?

— Есть!

Коротаев улыбается. Природное чувство юмора берет верх над усталостью, над мучительным состоянием. Ему даже немного жалко врача.

…Опять начинается утомительное сидение на выдержках. Пальцы сводит судорога. Тело одеревенело. Трое суток не спал мичман, но и сейчас сон не берет его. В голове беспрерывный шум. Иногда приступы тошноты. Порой ему кажется, что он превратился в рыбу, — в жилах стынет кровь. Заснуть бы хоть на несколько минут, стряхнуть острую боль в надбровных дугах.

Вновь камера. Бесконечно долго тянутся минуты. Постепенно кровь приливает к щекам; покалывание в пальцах, горят кончики ушей. Знакомое состояние. И, находясь в камере, он спросил себя: если потребуется сейчас, в эту минуту, снова пойти туда — пойдешь? Да, пойду. Если нужно — еще три, пять раз… сколько потребуется… И он знал, что говорит себе правду.

На четвертые сутки буксиры извлекли лодку из засосавшего ее грунта. Красный бок солнца поднялся над успокоившимся морем, и оно засверкало, заискрилось. Ветер принес йодистый запах водорослей. На легких волнах слегка покачивался подводный корабль. Упорство, выдержка людей победили…

Катерок подходит к подводной лодке, мичман Коротаев легко прыгает на ее влажную палубу. Открывается люк рубки, выходит командир корабля. Он обнимает Коротаева и с волнением говорит: