Тамаз Годердзишвили - Гномики в табачном дыму

— Соображать ей ничего и не приходится. А вообще… Деньги хорошо умеет тратить.

— Есть что тратить — потому. Так что мне было делать — дать сгноить себя в тюрьме?

— Выпустил он тебя?

— Выпустил.

— И отвязался?

— Да. Человеком слова оказался начальник. Только заставил на пенсию выйти.

— И ты согласился?

— Попробуй не согласиться! К тому же у меня квартира эта была куплена.

— В нашем доме?!

— Да, бывшему вашему начальнику положил на лапу семь тысяч.

— Дешево досталась!

— Ты шутишь, батоно Гиорги, но за трехкомнатную квартиру семь тысяч и правда дешево. Кому ни скажи — все смеются, не верят, думают, скрываю, сколько в самом деле дал вашему директору за квартиру, думают, берегу его репутацию.

— Тем все и кончилось?

— Как видишь! Переехал сюда и живу себе потихоньку. Трачу помаленьку, что накопил. Правда, мало вот осталось, но и мне недолго жить осталось.

— Ладно, спать пора, батоно Александр, пошли.

— Спать?! А мой фокус тебя не интересует?! Не хочешь знать, как я взятки брал?!

— А разве ты еще не сказал?

— Насмехаешься, батоно Гиорги! А ведь ты самый порядочный человек в этом доме!

— Нет!!! Я — Жора.

— Понятно, Жора. Гиорги — Жора… Одно и то же.

— Не-е… Я — Жора! А ты — Мартирозашвили!

— Ну нет! В шестьдесят первом, батоно Гиорги, когда деньги один к десяти менялись, во время реформы, у них у обоих, слышишь, у обоих вместе, миллиона не осталось! Миллионерами перестали быть!

— Что ты говоришь!

— Сколько мы над ними потешались! Посылали телеграммы с соболезнованием, сочувствием… сколько…

— Уже тогда знали их?

— В нашей среде миллионеров все знают друг друга. Кого близко, кого издали, кого понаслышке. Дай же сказать, батоно, какой я фокус придумал.

— Слушаю, слушаю…

— Нынче он уже не пригодится, а то и двести тысяч стоил бы, не то что две. Так вот, я всегда знал день и час, когда мне должны были принести деньги. Усаживал своего маленького Гуту под окно кабинета. Кабинет был на третьем этаже, а окно выходило в сад. Я велел проделать в окне «форточку», как говорят у нас все по-русски. Не представляешь, сколько я тренировался, пока не наловчился выкидывать деньги прямо в форточку. В каком бы месте кабинета ни дал мне человек деньги, не успевал он повернуться, как деньги уже летели к ногам моего Гуты! Не было такой точки, из которой я не сумел бы выкинуть их через форточку! А Гута подбирал и спокойно нес их к тому самому брату жены моего дяди, о котором я говорил тебе. Скажи: если увидишь на улице моего Гуту, заподозришь, что у него в сумке полмиллиона старыми деньгами?

— Нет, не заподозрю.

— Так-то, батоно Гиорги.

— Потрясающе!

— Теперь он уж ни к чему, мой фокус, батоно Гиорги. Теперь номера не записывают, теперь красят деньги какой-то краской, черт знает какой, а потом заставят окунуть руку в какую-то жидкость и пальцы, которыми деньги брал, краснеют. Так что…

— Папочка! — Звонкий голос Тамрико вернул Гиорги к действительности. — Папочка, а этот дядя что будет делать? Я забыла… Он выступал в прошлый раз?

— И я не помню, не знаю, кто он. Дирекция цирка имеет право заменить номер. Потерпи немного, сейчас узнаем.

Инспектор манежа Владимир Дадешкелиани не заставил их ждать.

— Жонглер с мячами! — возвестил он.

Жонглер вышел с пестрым мячом в поднятых над головой руках. Оркестр заиграл тихий марш. Жонглер кинул мяч и стал подбрасывать его головой. Ускорялся ритм музыки, и убыстрялись движения жонглера. Наконец мяч запрыгал на его голове, как в старых-старых кинофильмах. Поразительно работал жонглер с мячом! Садился, ложился, делал сальто — а мяч, словно привязанный, на ковер не падал.

Грянули аплодисменты…

…Грянули аплодисменты, и на сцену четким строевым шагом вышел режиссер. Подойдя к исполнителю главной роли, расцеловал и захлопал в ладоши вместе со всеми. Затем режиссер и исполнитель главной роли кое-как «вытащили» на сцену автора пьесы — Теймураза Чкуасели.

Теймураз был в новом костюме, специально сшитом для премьеры; несмотря на удушающую жару, надел бабочку. Аплодисменты усилились. Растроганный, прослезившийся автор блаженно улыбался.

А началось все с маленького рассказа. По совету знакомого артиста Теймураз Чкуасели инсценировал свой рассказ. Первое представление состоялось в родной деревне Теймураза. Театральные критики расшумелись — почему столичные театры прозевали, упустили из рук такую великолепную вещь?! В печати появились хвалебные рецензии, а в столице — афиши, оповещавшие о премьере. Для столичного театра Теймураз переработал инсценировку в пьесу и получил гонорар как за новое произведение.