Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Хальт! Стой!

Только тут Антон понял, что они прошли весь городок и выбрались к горе, на которой, как Кощей, прятался в своем убежище Гитлер. Они объяснили вынырнувшим из тьмы эсэсовцам, как оказались здесь, и те, проверив документы, отпустили их, хотя свет прожектора, нацеленный им в спины, долго держал их в своем ослепительно ярком коридоре.

— Да, события повертываются совсем не в ту сторону, — с горечью заметил Антон после некоторого молчания. — Честно говоря, я не верил, что англичане захотят преподнести Гитлеру Судетскую область, как сказал сегодня в поезде Чэдуик, на золотой тарелочке.

— При чем тут англичане? — раздраженно произнес Хэмпсон. — Они повинны в этом не больше, чем я, и хотят этого не больше меня.

— И никогда я не допускал мысли, — продолжал Антон с той же горечью и укором, — что Англия подхватит и поддержит требование нацистов об удалении России из Европы.

— Англия! Англия! — повторил, еще более раздражаясь, Хэмпсон. — Англия тут ни при чем. Правительство — это еще не страна.

У вокзальной площади они расстались. Антон свернул вправо, к вокзалу и поезду, где уже спали его соседи-корреспонденты, а Хэмпсон пошел дальше, к отелю. В ночной тишине отчетливо были слышны его шаги по мокрому тротуару.

Новый день, встреченный Антоном и Тихоном Зубовым в горах Баварии и законченный в Берлине, оказался долгим, утомительным и горьким. Поднявшись в холодном вагоне еще затемно, они поспешили вместе с другими к отелю, чтобы увидеть прощание английских гостей с немецким хозяином. Гитлер, однако, опять не удостоил британского премьер-министра своим появлением: прислал вместо себя Риббентропа и толстяка Ламмерса. Потом Антон и Зубов мчались в полицейской машине за лимузинами до вокзала, а там глядели, как дюжие эсэсовцы вели по мокрой платформе еще сонных и вялых стариков к их вагону и подсаживали в тамбур, точно впихивали тяжелые мешки с зерном. Затем, невыспавшиеся, голодные и раздраженные, друзья три часа тряслись в вагоне специального поезда, который с грохотом и свистом несся под уклон, обгоняя военные эшелоны. В Мюнхене, как и сутки назад, корреспондентов тут же доставили на аэродром, и дюжие молодчики снова провели их через пустой аэровокзал на черную асфальтированную «заплату» и поставили за спинами провожающих. Чэдуик, как и вчера, тут же начал пробиваться вперед, увлекая за собой других, и Антон опять увидел совсем близко высокую черную фигуру с худым, еще более морщинистым, чем день назад, лицом. Усталость и недостаток сна резко сказались на облике шестидесятидевятилетнего Чемберлена. Он вымученно улыбался, глядя в наведенные на его лицо фотообъективы.

— Господин премьер-министр! Сэр! — крикнул Чэдуик, втискиваясь в тесный кружок сопровождающих Чемберлена к самому самолету. — Могли бы вы сказать несколько слов для прессы?

Чемберлен устало взглянул на него.

— Все, что можно было сказать, уже сказано, — еще более визгливо, чем вчера, проговорил он. — Остальное вы скоро узнаете.

Чэдуик продвинулся еще на полшага вперед.

— Сэр! Вы довольны своим визитом сюда?

Премьер-министр вяло улыбнулся.

— Как вам понравилась Германия?

— Я видел не очень много, — ответил Чемберлен, — но то, что видел, понравилось.

— Что вам больше всего понравилось? — допытывался Чэдуик, заставив Антона досадливо подумать: «Не то спрашивает, не то! Нужно спросить: «Кто дал вам право распоряжаться чужой землей и решать судьбу народа, о котором вы даже ничего не знаете? Кто позволил вам благословлять Гитлера на захват «жизненного пространства» на Востоке? С чьего согласия вы замыслили «удалить Россию из Европы»?».

Ни сам Антон, ни Тихон Зубов, которому он еще ночью рассказал о разговоре с Хэмпсоном, не могли задать эти вопросы и теперь с раздражением прислушивались к визгливому голосу премьера:

— Мне трудно выделить что-либо одно. Все понравилось…

— А какое впечатление произвел на вас рейхсканцлер?

Вероятно, Чемберлен ждал этого вопроса. Плечи его встопорщились, и он бодро вскинул седую голову.

— Я уже сообщил моему правительству: у меня сложилось впечатление о рейхсканцлере как о человеке, на слово которого, если он его дал, можно положиться…

Устало и опасливо Чемберлен взобрался по лестнице, повернулся к провожающим, показал в заученной улыбке крупные зубы и, сильно согнувшись, влез в самолет. Дверь за ним сразу же закрылась, моторы взревели, обдав всех дымом и заставив попятиться. Подняв пыльный вихрь, самолет покатился к взлетной дорожке, пробежал по ней и взмыл над лесом.