Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Лимузины с гостями и хозяевами пересекли пустую вокзальную площадь и ринулись по узкой улице к центру маленького города с каменными домиками и толстыми деревьями вдоль тротуаров, уже усыпанных листвой. За ними помчались полицейские машины с корреспондентами, и они оказались на тесной площади в тот момент, когда Чемберлен пожимал руку смущенному толстяку — хозяину отеля, в который доставили высокого гостя. Чэдуик шепотом окрестил его «эрзацем исторического рукопожатия, которое не состоялось». Гостям дали лишь двадцать минут, чтобы привести себя после длительного полета и поездки в порядок, и старикам, оказавшимся без привычной помощи жен и лакеев, пришлось туго.

Все же ровно через двадцать минут — гости хотели показать, что англичане не менее пунктуальны, чем их хозяева-немцы, — Чемберлен, сопровождаемый Вильсоном, Гендерсоном и Стрэнгом (портфель теперь нес Хэмпсон), вышел из отеля, остановился на веранде, увитой яркими живыми цветами, и снова обеспокоенно осмотрел пустынную площадь: население по-прежнему игнорировало его. Постояв немного с непокрытой головой, Чемберлен надел шляпу и спустился на мостовую. Дюжие молодчики в черном, стоявшие у открытых дверей лимузинов, захлопнули их, прыгнули на передние сиденья, и лимузины, обогнув площадь, покатились по той же узкой улице с могучими деревьями. Они миновали вокзал и выбрались на окраину городка, а затем стали взбираться по извилистой дороге, ползущей по склону горы, густо поросшей соснами. На ее вершине мраморно белело квадратное здание, похожее издали на склеп, — «Орлиное гнездо». Сюда поднимались на лифте, вмонтированном внутри горы, и именно здесь, в этом «гнезде», Гитлер принимал близких его сердцу гостей. Сам он жил значительно ниже — в большом доме, воздвигнутом на выступе горного склона. Снизу выступ опоясывала дорога, которая замыкалась с обеих сторон двумя сельскими гостиницами, давно приспособленными под казармы эсэсовцев. Парни в черном стояли у казарм, виднелись на поворотах дороги, прятались за стволами сосен, возникали иногда, как черные изваяния, ни дальних скалах, отчетливо выделяясь на фоне неба.

Корреспондентов дальше склона горы не пустили, и они прокоротали там несколько часов, издали всматриваясь в дом, у которого остановились лимузины с гостями, в казармы эсэсовцев, а больше всего любуясь горами. Скоро, однако, они лишились и этого: тяжелые облака окутали горы, а потом густым и зябким туманом затопили долину и Берхтесгаден.

Стало совсем темно, когда лимузины с гостями, появившись из мрака, пронеслись мимо корреспондентов, ослепив их светом фар, и, помигав малиновыми зрачками хвостовых огней, скрылись в мокрой темноте. Корреспонденты бросились в полицейские машины, но на этот раз тщетно: догнать лимузины не удалось. Окна отеля, в котором остановились гости, ярко светились, однако никого из гостей ни перед отелем, ни в вестибюле уже не было. Кто-то сказал кому-то из корреспондентов, что встреча завершилась соглашением и что назначена другая встреча. Делясь этой новостью, корреспонденты, толпясь в вестибюле, настойчиво и напрасно допытывались друг у друга: какое соглашение, какая встреча, кого с кем, когда? Ответить на эти вопросы никто не мог. И корреспонденты с надеждой поднимали глаза к потолку: там, на втором этаже, находились люди, которые все знали.

С завистью смотрел Антон в узкую спину Уоррингтона, который не спеша, словно к себе домой, поднимался на второй этаж, игриво стегая снятой перчаткой по отполированным перилам лестницы: от него не скрывали секретов. За ним туда же поднялся барственный, с седеющими висками Барнетт, с которым Антон познакомился в поезде. Правда, газета Барнетта почти ни в чем не соглашалась с правительством — либералы были в оппозиции, а газета поддерживала их, — и поэтому не могла рассчитывать на особое благоволение. Но Барнетт был «эмпи» — депутатом парламента, это значилось на его визитной карточке, и даже премьер-министр не мог безнаказанно выставить его за дверь. Незаметно исчезли из вестибюля, разошлись по отелю и другие журналисты. Внизу остались лишь Антон и Тихон Зубов да Бауэр, следивший за ними, не столь назойливо, как в прошлый раз. Друзья вышли из отеля и остановились под его окнами: за ними трещали пишущие машинки, слышались спорящие голоса; кто-то надрывно кричал по телефону, передавая по буквам чуждые и непостижимые для англосаксов немецкие фамилии.

— Что будем делать? — спросил Тихон Зубов.