Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— А это Аллен Чэдуик, — сказал Володя Антону, — всевидящий и всезнающий корреспондент американской газеты «Уорлд тудэй», пожалуй, самый осведомленный и смелый.

Явно польщенный этой рекомендацией, Чэдуик засмеялся и обнял Пятова, положив большую руку на его плечо. Американцу не повезло с ростом: даже его тирольская шляпа едва достигала плеча Володи. Зато плечи, руки, ступни ног — все было крупно, массивно. Когда Чэдуик смеялся, казалось, что смеялся только его большой, с крупными зубами рот, глаза же под густыми и широкими бровями оставались серьезными и внимательными, будто Чэдуик присматривался к своему собеседнику в то время, когда тот ошеломленно слушал его громоподобные «ха-ха-ха!», настолько четко и раздельно произнесенные, словно после каждого своего «ха» американец переводил дыхание. Володя Пятов извинился и поспешил к одиноко стоявшему в стороне мужчине, коричневый пиджак и зеленоватые брюки которого заметно выделялись среди однообразно строгих темных или серых костюмов.

— Эрик! Эрик Фокс! — услышал Антон обрадованное восклицание Пятова. — Как ты оказался здесь? Почему не зашел, не позвонил?

— Едва добился визы, — ответил также по-немецки Эрик Фокс. — Здешние власти не жалуют меня. Пришлось прибегнуть к помощи друзей, которых не решились обидеть даже в Берлине. Прилетел на Темпельгоф перед вечером. Успел заехать только к Баумеру, чтобы получить приглашение в Нюрнберг. Можешь представить, с каким трудом я добыл это приглашение!

Володя Пятов подвел к Антону и американцу Фокса и представил его. У Фокса было продолговатое лицо с длинным и прямым носом, на котором сидели очки в толстой роговой оправе. Перед тем как подать Антону свою тонкую, холодную и влажную руку, он поправил очки, словно удостоверился, на месте ли они.

Вероятно, Фокс не очень интересовал американского журналиста, и Чэдуик, обменявшись рукопожатием с Фоксом, повернулся к Пятову и спросил, как он оценивает создавшуюся обстановку: скоро будет война или нет? Володя засмеялся и сказал, что Чэдуик опередил его — он, Пятов, только что сам собирался спросить его об этом: ведь корреспонденты всегда осведомлены лучше дипломатов.

— Допустим, — заметил американец. — А позвольте узнать, что все-таки думает о создавшейся обстановке с о в е т с к и й дипломат?

Пятов помолчал размышляя.

— Без ссылки на меня? — спросил он.

— Разумеется, — заверил Чэдуик.

— Я думаю, что обстановка не так плоха, как некоторые пытаются ее изобразить, — сказал Пятов. — Криками, которые раздаются здесь, хотят запугать слабонервных и заставить отдать без сопротивления то, что Берлину хочется получить. Но, как известно, крик не свидетельство силы. Скорее наоборот. Крикунов можно обуздать, и они смолкнут, лишь только почувствуют объединенную силу тех, кого хотят запугать.

Володя Пятов говорил четко, резко, и Антон с восхищением смотрел на своего друга, кратко и ясно излагавшего мысли Двинского, который именно так советовал отвечать на этот самый злободневный вопрос. Чэдуик записал то, что сказал Пятов, и, поблагодарив его, устремился наперерез идущему по платформе смуглому и высокому мужчине — не то испанцу, не то итальянцу. Простившись с Фоксом, Пятов отвел Антона немного в сторону.

— Очень советую тебе установить с Фоксом отношения поближе, — сказал он. — Интереснейший человек. Происходит из известной чиновничьей семьи, окончил аристократическую школу и университет, после которого пошел работать в «Таймс». Был ее корреспондентом в Австрии и Германии, нацистов критиковал, но терпел и даже верил, что они остепенятся. После захвата ими Рейнской зоны стал писать, что нацистам мало Германии, они хотят господства в Европе, а может быть, и во всем мире. Газета, не желая портить отношений с Гитлером, отозвала Фокса в Англию, а потом послала в Испанию. И там он увидел то, что газете не хотелось видеть: он писал, что Италия и Германия ведут войну против законного правительства Испании. И его опять перестали печатать. Тогда он бросил газету и пошел добровольцем в республиканскую армию. Был, как рассказывали мне, мало полезен (он же дьявольски близорук), но очень храбр. После ранения друзья уговорили его вернуться домой, в Англию. Теперь он издает свой маленький, но злой еженедельник, который славится поразительными разоблачениями закулисной стороны английской политики.

— Да, интересный человек, — согласился Антон, бросив взгляд на Фокса.

Оставленный собеседниками, Фокс одиноко стоял у входа в вагон, смущенно поправляя очки. Дали второй звонок, и Тихон Зубов позвал друзей: следовало уже прощаться с дамами. Галя, обняв Антона, поцеловала его, а Елена лишь протянула руку и, хитро прищурив глаза, улыбалась, будто говорила, что для нее — хотела бы она этого или не хотела — такая дружеская фамильярность невозможна. Володя поцеловал Галю и посмотрел на Елену, как показалось Антону, очень серьезно, прямо, в глаза, словно спрашивал о чем-то, понятном только им одним. Но Елена наклонила голову и, сказав: «До свидания, Володя», — отступила, взяла Галю за руку, будто искала у нее поддержки. Пятов молча поклонился и зашагал к своему вагону.