— Теперь встреча становится еще нужнее.
— Может быть, попытаться устроить случайную встречу на улице? — предложил Пятов. — Англичане любят гулять в Тиргартене.
Двинский не отозвался. Помолчав, он повернулся к Пятову.
— Зубов уехал в Нюрнберг?
— По-моему, еще нет, — ответил тот и, подняв глаза к потолку — выше находился кабинет полпреда, — пояснил: — Там посоветовали спросить Москву. До сих пор власти не жаловали нас своими приглашениями, а тут вдруг «расщедрились». Гитлер пожелал, чтобы «эхо Нюрнберга прокатилось по всему миру», и Геббельс распорядился пригласить на партайтаг редакторов всех симпатизирующих нацистам газет, выходящих за пределами Германии, а также всех иностранных корреспондентов в Берлине. Было найдено целесообразным посоветоваться с Москвой: стоит ли идти навстречу этим желаниям.
— Смотреть, слышать, видеть и понимать, что делается вокруг нас, вовсе не значит идти навстречу желаниям Гитлера, — досадливо заметил Двинский. — Лучшие сведения — это сведения из первых рук.
— Я полностью согласен с вами, Григорий Борисович, — подхватил Пятов, — и я советовал Зубову непременно ехать. Изменить ход событий не в силах корреспондента, но точно осветить их — целиком зависит от него.
Советник нетерпеливо вынул часы из жилетного кармана, взглянул на них и, щелкнув золотой крышкой, сунул обратно.
— Позвони Зубову, — сказал он, обращаясь к Пятову, — узнай, что ответили ему из Москвы. Если ответа нет, заготовь срочную телеграмму с предложением разрешить Зубову поездку в Нюрнберг как целесообразную. Я подпишу…
Пятов тут же вскочил, и Антон, не решаясь остаться наедине с Двинским, тоже поднялся с дивана. В коридоре Володя обнял его правой рукой и прижал к себе.
— Ну, Григорий Борисович что-то задумал, — сказал он.
— Что?
— Пока не знаю, но он умеет находить выход из трудного положения.
Они отступили к стене, пропуская по узкому коридору официантку с подносом, накрытым салфеткой: Двинскому несли обед. Ровно в час дня.
— Хоть часы проверяй, — заметил Пятов.
— У него, оказывается, не только немецкая внешность, но и немецкие привычки. — Антон усмехнулся.
Пятов отозвался с легким, соболезнующим вздохом:
— Что ты хочешь? Из пятидесяти своих лет он более двадцати прожил с немцами. До революции спасался тут от царской полиции, после революции возвращался сюда неоднократно, работал и жил в Мюнхене, Дюссельдорфе, Гамбурге и Берлине. Ну и привык, конечно, к их обычаям. Между нами: очень любит ставить немцев в пример — и точны-то они, и организованны, и трудолюбивы, — хотя, сам понимаешь, в наше время это восхваление звучит странно. Я как-то сказал ему, что этим можно нажить себе неприятности. Он разволновался, обозвал меня молокососом, мальчишкой, начал кричать, что Ленин много раз говорил, что немцы били и будут бить других, потому что они дисциплинированнее, организованнее и трудолюбивее, и что они особенно жестоко били русских, потому что нам не хватало именно дисциплины, именно организованности, именно трудолюбия. Я-то понимаю нашего советника, но вот один бдительный товарищ накатал на Двинского заявление. Курнацкий распорядился отозвать его в Москву, а там предложил освободить от работы. Мы все здесь страшно жалели и его и себя, потому что у Григория Борисовича большие и надежные связи. Сам Густав Крупп ежегодно присылает ему написанные лично, от руки, поздравления к рождеству и памятные подарки ко дню его рождения. Крупные промышленники — многие из них были тесно связаны с нашей страной — не упускают случая и теперь заглянуть к нему и пригласить на обед, когда приезжают в столицу. Некоторые нынешние генералы — особенно бывшие офицеры рейхсвера, которые в свое время бывали у нас, — приглашают его к себе в гости, хотя Гитлер косо смотрит на это. Все обрадовались, узнав, что за Двинского вступился Щавелев и помешал Курнацкому добиться своего. Мы почти всей колонией отправились на вокзал встречать Двинского, когда он вернулся в Берлин.
Дежурный, которого Пятов попросил соединить с квартирой Зубова, сказал, что тот уже в полпредстве, на его имя пришла шифровка, и его, как всегда, намеком пригласили «заглянуть на минутку». Вскоре друзья увидели идущего им навстречу в сумраке коридора Тихона Зубова.
— Ну что Москва? — спросил Пятов. — Согласна?
— Согласна, согласна, — отозвался Тихон. — А тебе-то что?
— Григорий Борисович очень интересуется, — сказал Пятов, пожимая руку приятелю. — Он считает твою поездку в Нюрнберг очень нужной. Пойдем к нему.
Читать дальше