Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— А зачем? Мне было интересно…

— Интересно наблюдать, как англичанин ухаживает за ней?

— Нет, интересно слушать.

— Что интересного мог сказать этот молодой балбес? — раздраженно спросил Володя.

— Во-первых, он наших с тобой лет и, во-вторых, отнюдь не балбес, — заметил Антон, теперь уже не сомневаясь в том, что его друг неравнодушен к Елене. — А рассказал он кое-что интересное. Для меня, по крайней мере.

— Ну и что интересное он рассказал?

И Антон неторопливо и обстоятельно передал Володе все, что услышал от Хэмпсона.

Пятов слушал друга с возрастающим интересом и, когда Антон кончил говорить, попросил его подождать немного, а сам скрылся за стеклянной с узорами дверью, ведущей в коридор. Вернулся он минут через пятнадцать и, поманив Антона в открытую дверь, крепко взял под руку, словно опасаясь, что тот сбежит или окажет сопротивление.

— Пойдем со мной.

— Куда?

— Григорий Борисович очень заинтересовался тем, что сказал тебе англичанин.

— А кто такой Григорий Борисович?

— Двинский, советник.

— Двинский? — переспросил Антон, вспомнив вдруг и слова Щавелева о советнике в Берлине, у которого «верный глаз на людей», и сердитое замечание Курнацкого о том, что этого Двинского хотели отозвать домой за потерю бдительности.

Володя Пятов и Антон остановились перед высокой белой дверью. Володя осторожно постучал и, услышав возглас «Входите!», открыл дверь, пропустив Антона впереди себя. За черным столом с резными ножками и резными украшениями, опоясывающими крышку, сидел грузный пожилой человек в дорогом сером костюме, с золотой цепочкой от часов, спрятанных в кармане жилета, с кольцами и перстнями на пухлых пальцах. Антон не видел живых банкиров, но представлял их именно такими, каким выглядел этот человек.

«Банкир» тяжело поднялся с кресла и протянул Антону руку, которую тот торопливо и неумеренно крепко пожал, почувствовав жесткость колец и перстней. Двинский показал ему место на полукруглом диване у низкого столика, сам сел в широкое кресло напротив, молча пригласив Пятова присесть рядом. Сверкая кольцами и перстнями, он погладил кончиками пальцев темные припухлости под глазами и попросил Антона повторить то, что рассказывал Пятову. Слушая, он одобрительно кивал своей большой головой с зачесанными назад, уже поредевшими, но еще черными волосами. Когда Антон закончил свой рассказ, Двинский заинтересовался самим Хэмпсоном.

— Расскажите мне все подробно о вашем знакомстве в поезде, о разговоре.

Услышав о признаниях Хэмпсона, сделанных Елене, относительно его социалистических увлечений в студенческие годы и интересе к советской жизни, Двинский заинтересовался и Еленой. Антон пояснил, что познакомился с ней лишь в поезде, и так выразительно посмотрел на Володю, что советник повернулся к нему.

— Ты ее знаешь?

Пятов утвердительно наклонил голову.

— Да, встречался в Москве. Тому, что она говорит, можно верить, и на ее суждения можно положиться — она достаточно образованна и умна.

Двинский побарабанил пальцами по полированному подлокотнику кресла, прикрыл бледными веками утомленные, с красными прожилками глаза, потом взглянул на Антона требовательно и пытливо.

— Вы понимаете, конечно, как важно нам знать, что затевает английский посол, — заговорил он негромко. — Хотя предполагается, что в борьбе, которая сейчас развернулась в связи с Чехословакией, мы и англичане — союзники, все же Гендерсон держится весьма обособленно и посольство держит от нас на далеком расстоянии, и наши возможности совместных действий пока очень ограниченны. У меня до недавнего времени были хорошие отношения с Рэдфордом, советником их посольства, но с приездом Гендерсона тот почему-то стал избегать меня. А Пэтрик, первый секретарь, так этот наглец при встречах делает вид, что не узнает, хотя у нас на приемах немало поел икры и попил водки.

— Пэтрик сейчас ведет такие разговоры, будто поступил на службу к Риббентропу или к самому Геббельсу, — вставил Пятов. — Позавчера на приеме у шведского посла собрал вокруг себя кружок слушателей и не менее получаса доказывал, что судетские немцы имеют историческое право на воссоединение с Германией, хотя каждый школьник знает, что Судеты никогда не принадлежали Германии.

Советник устало взглянул на своего молодого помощника, немного поморщился, недовольный не то поведением английского дипломата, не то тем, что Пятов прервал его мысль.