Однако вместе с коробкой получилось все-таки тяжело, и она битый час ждала такси около «Восхода», пока маленький нерусский дед (она видела его до этого много раз, он на телеге развозил по городу холодильники) не остановил перед ней свой «экипаж». Ехать так, на телеге, у всех на виду было стыдно, и Вера Васильевна костерила про себя Тоньку за то, что та отказалась с ней пойти — а подарки берет! Но хорошо, что хоть в милицию пошла, там тоже процедура не из приятных. А сказать возчику адрес, чтобы отвез магнитофон, а самой идти пешком, Вера Васильевна побоялась, Кто его знает? Может, он цыган.
— Дедушка, — сказала она, — сено-то где лошадке берешь?
— От горкомхоза работаем, — сказал он.
— Так это не твоя лошадка?
— У нас, между прочим, — сказал дед, оборачиваясь, — социализм давно построен. Может, слыхали?
— Да-да, — согласилась Вера Васильевна, почему-то смутившись. — А вы, значит, на лошадке?
— Гуманитарий я, к машинам не приучен.
— А что такое гуманитарий?
— Э! — сказал он. — Какое это теперь имеет значение? Может, пройдетесь немного, а то замерзнете.
«Ну уж нет, — подумала Вера Васильевна, — вежливые как раз и воруют. Не зря его сюда прислали».
Дома Вера Васильевна хотела сразу все упаковать, но вспомнила, что Галочка просила еще шоколадных батончиков для дочки, пришлось опять бежать в магазин. К Тоне она пришла уже в третьем часу, та только из милиции вернулась.
— Знаешь, — сказала Тоня, — с этим ничего не выйдет.
— А что, потерять нельзя?
— Потерять-то можно, но взамен на год временный дают. А кто тебя по временному за границу выпустит?
— Значит, нельзя?
— Никак. Я уж паспортистке намекнула, что, мол, хочу по турпутевке съездить. А она говорит: «Нет уж, сидите дома, если такая раззява!» Они там злятся, если паспорт теряешь. Ругают их, что ли, за это?
— Что же теперь делать? — спросила Вера Васильевна.
— Не знаю, сама решай.
— Значит, разводиться?
— Слушай, — сказала Тоня, — а на кой ляд он тебе вообще сдался? Сорок лет без него жила. Не обойдешься, что ли?
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Да жалко мне смотреть, как ты мучаешься. А он, может, аферист какой-нибудь.
— А что же ты подарки от афериста принимаешь?
— Во-первых, не от него, а от тебя. Во-вторых, какие там подарки! Постеснялась бы говорить. А в-третьих, я ведь все и отдать могу. Прыгай тогда сама, как хочешь.
— Да ладно, это я так, не со зла. Значит, разводиться?
— Не знаю. Это ты чего притащила?
— Магнитофон и туфли для Галочки. Шоколадных батончиков еще положила. А то пишет, что в Индии нет.
— Ну да! Ты ей скоро из Магадана молоко к завтраку посылать будешь.
— Письмо я на дежурстве напишу и утром принесу.
— Все бы уж сразу и принесла.
— А Виктор магнитофон увидит.
— Ты же разводиться хочешь, чего скрывать?
— Ладно, сама решу, а ты не лезь.
Так и расстались, довольно холодно. А чего Тонька со своими советами лезет? Ничего ведь не понимает. Это вообще, может, на, миллион жизней один раз приходится, чтобы такая встреча. А она говорит — перебьешься. Грубая она все-таки женщина.
Вечером Вера Васильевна прилегла отдохнуть перед дежурством. Но хотя Виктор и пришел почти неслышно, а потом телевизор включил еле-еле, сон не шел. Она забывалась на минуту или две, и сразу же начинался какой-нибудь кошмар, один раз она даже видела, как горит теткин дом в Ленинграде. Уснуть как следует так в не удалось.
Виктор тоже не спросил, послала она деньги тетке или нет. А как самой завести разговор на эту тему? Так и сказать — давай, мол, разведемся? Вчера для такого разговора хоть какие-то основания были. А сегодня что? Хоть бы эта шантажистка, что письма и открытки Антона Бельяминовича воровала, пришла. Вера Васильевна ей бы так и сказала: «Ну и расскажите все мужу!» А самой как начать?
На работе она села писать письмо. Оно получилось вначале грустным — конечно, жалко, что они не успели встретиться здесь, в Магадане. Тогда бы ей была поддержка. А то как она одна все сделает? Она просила Антона Бельяминовича не беспокоиться, не тратить на, нее время, которое ему так нужно для решения важных, вопросов. Конечно, ей сейчас нелегко, но просто — хорошо не бывает. Она все преодолеет, и они наконец будут вместе, лауреаты собственного счастья.
От этой мысли ей самой сделалось легко, и под утро она уснула — крепко, без снов и кошмаров. И пришла к Тоне в самом прекрасном настроении.
— А посылку летчик уже забрал, — сказала Тоня, — ., он вчера вечером приезжал.
Читать дальше