Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович

«Надо было взять что-нибудь для Вари. Пусть бы порадовалась. И для Елены Денисовны с Наташкой…»

Нечаянно стукнув бруском о стол и услышав какое-то щелканье, он еще раз осмотрел подарок. С одной стороны обнаружился заметный выступ. Иван Иванович нажал ногтем, потом потянул — и предмет, оказавшийся футляром, открылся. На светлой замше лежал якутский кинжал в ножнах, с костяной, искусно выточенной рукояткой.

У Ивана Ивановича застучало в висках: кровь бросилась ему в голову.

Он вынул нож и с минуту смотрел на его узкую сверкающую грань. Какой злой дух подсунул ему этот подарок!

Но снова вспомнилась толпа провожавших людей, улыбки их и глаза и охотник с дремуче заросшей головой, с шапкой под мышкой; как он бегал, суетился, огорчался, болтал пушистым хвостом меха чернобурки, заткнутого за пазуху.

Нет, подарок был сделан от чистого сердца.

Больница после учаханского приемного пункта показалась Ивану Ивановичу просто сказкой. Он заглянул в ординаторскую, затем в операционную и вместе с Хижняком и Сергутовым пошел в палату, где находился Леша.

— А как та женщина с крупозкой, которую вы лечили? — спросил он Хижняка, проходя по коридору.

— Поднялась. Ну и комиссия была, скажу я вам! Дал бы ей сульфидину — сбил бы болезнь, ан печень тому препятствует! Пришлось прибегнуть к уротропину и глюкозе. И сердце, конечно, поддерживал всячески. Дохлая — в чем душа держится — капризная стала: сроду ведь не лечилась и вниманием никаким не пользовалась. Пока дошло дело до кризиса, она меня извела. — Хижняк улыбнулся не без гордости, но тут-же забежал бочком вперед и забавно затрусил к двери с целью предупредить больного, истомившегося в ожидании.

Но Иван Иванович заспешил сам и вошел в палату почти одновременно с фельдшером.

Он сразу узнал измученное, землисто-серое от бессонницы лицо Леши. Перед ним сидел, скорчась в три погибели, тот юноша, который запомнился ему в начале лечения в прошлом году. Будто не было отрадного для всех улучшения.

— Сделали ему укол пантопона, — сказал Хижняк.

Больной вздрогнул, очнулся и вдруг начал подниматься, упираясь в постель руками.

— Приехали! Думал, не дождусь — умру! — Губы его, присохшие к зубам, плохо слушались, и весь он был точно скован, только в глазах дрожала жизнь, боль и снова вспыхнувшая надежда.

— Сиди, сиди! — Иван Иванович, сам очень взволнованный, не дал ему привстать. — Давай-ка посмотрим, как ты себя чувствуешь, чем ты дышишь.

— Дела не очень важнецкие, но поправимые, — сказал он, заметно повеселев после осмотра. — Пальцы потом придется удалить. Может быть, не все. Дашь отрезать? — спросил он Лешу.

— Вам виднее.

— То-то, что виднее, ведь могли бы обойтись и без потерь! Готовьте к утру на операцию, — распорядился Иван Иванович.

Операция проходила точно так же, как в прошлом году, и Варя стояла на своем посту, но больной лежал на правом боку и разрез делали слева.

Разница была еще в том, что Леша по разговорам врачей довольно ясно представлял себе ход дела, и оттого ему показалось, будто операция длилась дольше первой. Когда становилось страшно, юноша прислушивался к движениям и голосу Ивана Ивановича и успокаивался. Он дождался-таки этого человека, измучился, устал невыразимо и теперь, покорно отдавшись в его надежные руки, говорил себе: «Ну вот, я ошибся однажды, но потом выполнил, что мог. Он тоже сделает все, что может».

Как сон вспоминался разговор с большеносым равнодушным Гусевым, его убийственные слова: «Что вы мне говорите! Я привык на материке каждый день оперировать по этому поводу».

И собственный ответ, когда сердце сжалось в режущий кусочек льда, «Плохая у вас привычка — ведь вы четвертуете заживо молодых людей!»

И был один момент во время операции, не замеченный только самим Лешей… Это произошло, когда Иван Иванович добрался до ствола нерва и уже вырезал кусочек с двумя поясничными узлами и показывал его ассистенту, держа кончиками длинного пинцета. Встревоженное лицо Никиты, следившего за состоянием больного, привлекло внимание хирурга.

— Пульс?

— Сейчас скажу. — Никита пожал плечом, словно от неловкости.

— Быстренько дайте камфары!

— Да. — Никита сразу принял шприц из мгновенно реагирующих рук Варвары.

— Леша, Леша!

— Потом прошибло, — ответил больной глухо.

— Быстрее! — торопил Иван Иванович, не повышая голоса и не меняя тона. — У него хороший был пульс.

— Да, — так же сказал Никита, впрыскивая камфару в руку больного.