Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля

— Спасибо. Люблю вежливое обращение…

Павел ушел, но спокойней Трофиму Матвеевичу не стало. Не так, совсем не так ушел Кадышев, как ему бы, Трофиму Матвеевичу, хотелось! Казалось бы, он только что раздавил, втоптал в грязь своего противника, одержал над ним полную победу. Однако же ничего похожего на чувство победителя Трофим Матвеевич не испытывал. Не Павел ли оказался победителем? Во всяком случае, и голосовавшее «большинство», и сам Трофим Матвеевич видели, что ушел Павел с этого заседания отнюдь не побежденным…

Сойдя с правленческого крыльца, Павел остановился, чтобы хоть немного собраться с мыслями. Однако же, странное дело, думал он не о том, в чем прав или неправ Трофим Матвеевич, а о том, с чего это председатель вдруг ополчился на него. Работали трактористы на севе хорошо, сам Павел тоже дневал и ночевал в поле. Деньги? Да, конечно, если он ввел колхоз в расход, это могло восстановить председателя против него. И все же, вряд ли причина только в этом…

— Прости, Павел, — тронул его за плечо кузнец Петр. — Нам еще перед началом Прыгунов сказал, если тебя не снимут с работы, то он отдаст иод суд.

— Ладно, не будем об этом… А если ты видишь, что дал промашку — что ж, вперед наука.

— Промашку дал ты, Павел. Колхозники обижены на тебя, распахал, мол, Вил Зэр и оставил скот без пастбища. Ему, мол, что, у него и курицы нет.

— Эх, Петруша. А ты бы, чем досужие разговоры слушать, взял бы да как-нибудь и сходил сам в поле, поглядел бы, как там и что…

— Павел! Петро! Какого лешего не идете на свадьбу? — Это Санька им кричит с клубного крыльца. А видя, что ни тот, ни другой не трогается с места, сам подбегает, подхватывает их под руки и ведет к клубу. — Хватит вам горевать. Трофим Матвеевич — что весенняя гроза: пошумит, погремит и утихнет. Вот у меня горе так горе. Надо же было Лене с Володей придумать такую свадьбу! Мать с отцом меня съесть готовы. Женишься, говорят, не как все люди — не дома, а в клубе. Хоть вы поддержите нас с Анной.

— Знаешь, Саня, — приостановился Павел. — Вы с Петром идите, а я немного погодя. Чуток остыну после прыгуновской бани.

Только Санька с Петром ушли, как с правленческого крыльца спустился и подошел к Павлу Федор Васильевич.

— Слышь, Павел? Василий Иванович звонил… Я так понял, что завтра они, вместе с секретарем обкома, приедут к нам в колхоз. Про тебя спрашивал. Трофим Матвеевич ответил, что тебя нет, дома, мол, он. А ты, оказывается, все еще здесь.

— А о нынешнем, вот об этом заседании, заходил разговор?

— Нет, Трофим Матвеевич даже и не заикался.

— Ну, что ж, спасибо за добрую весть… А теперь пойдем на свадьбу. Санька ведь и тебя приглашал…

Народу у клуба собралось много. Как-никак, а такая свадьба игралась в Сявалкасах впервые: интересно! Молодежь заполнила все сени и застекленную террасу, толпилась на улице у крыльца. Немало было в этой толпе и пожилых, и даже стариков. Со всех сторон слышались шумные разговоры, шутки, смех.

— Ну, и свадьба: ни вина, ни закуски.

— Неужто так и пропадет корчама у тетки Кэтэринэ?

— Так это еще не вся свадьба, это еще только начало.

— С умных речей ни сыт, ни весел не будешь.

— Завтра, чай, чувашскую свадьбу начнут…

Когда Павел с Федором Васильевичем по живому коридору молодежи вошли в клуб, там председатель сельсовета уже поздравлял новобрачных. Анна держалась ровно, серьезно, даже, пожалуй, для такого дня слишком серьезно, а Санька сиял, как красное солнышко, широкая, от уха до уха, улыбка, казалось, утвердилась на его счастливом лице отныне и навсегда. Неважно, что говорилось сейчас председателем сельсовета, веселое пли серьезное. Санька все равно улыбался во весь свой белозубый рот.

Рядом с Анной стояла Лена, а рядом с Санькой Володя. Обычно веселая на людях Лена сейчас тоже выглядела какой-то озабоченной, время от времени оглядывалась по сторонам, словно бы проверяя, все ли идет так, как надо. А Володя, под стать жениху, тоже был веселым, радостным, глядя на него, можно было подумать, что вместе с Санькиной играется нынче и его свадьба.

Весь стол, за которым сидят молодые, уставлен огромными букетами цветущей черемухи и сирени, и от них распространяется густой горьковатый аромат.

Санька еще раньше просил Павла не только быть на торжестве, но и сказать, как он выразился, какие-то слова. Но сколько Павел ни думал, никаких других слов, кроме тех, что были сказаны председателем сельсовета, а потом Володей, не придумал. Может, вспомнить что-нибудь из старого? Тоже ведь и раньше люди не дураки были. Разве что высказывали свои пожелания молодым не таким казенным бесцветным языком, каким щеголяем мы, подчас не делая разницы между общим собранием и домашним торжеством. Павлу и до сих пор памятно слышанное еще в детстве: живите просторно, как поле, и богато, как лес…