Овадий Савич - Воображаемый собеседник

С палкой, отдыхая на каждом шагу, обливаясь потом, несмотря на холодноватый ветер, задыхаясь от ходьбы и от этого ветра, через какое-то бесконечное время он дотащился, наконец, до поворота. Здесь, в укрытом месте, невидный с дороги, прислонясь к скалам, лежал большой камень. На него, лицом к морю, Петр Петрович сел и впервые вздохнул полной грудью. И тотчас в глазах завертелись цветные круги, притихшее было сердце возобновило бешеную гонку, а тело норовило сползти с камня и покатиться по обрыву вниз. Но Петр Петрович снова совладал с собою и увидел вместо кругов море, усилием воли приглушил стук разбушевавшегося сердца и осторожно перевел дыхание, чтобы глубокий вздох не вызвал нового приступа.

День был облачный, серый, облака заволокли небо и неслись с невероятною быстротою, не открывая его ни на миг, отчего оно нависло низко и хмуро. Море посерело, белые барашки не выдавались на мути, на хляби волн. Дом и Елену Матвевну и весь остальной людской мир отрезала скала, все это осталось страшно далеко, недоступно далеко. Петр Петрович сидел один на камне, перед ним шло море, он чувствовал, что он совсем скоро станет мертвым куском этого целого, но он еще не превратился в камень, он еще жил другою, короткою жизнью, ее последним концом.

Он не знал, как долго он просидел здесь без мыслей, — времени для него словно не существовало, в этом он уже слился с морем и с камнями. Кое-как усмирив болезненные ощущения, он долго отдыхал, не глядя, не прислушиваясь, не думая. Потом он вдруг забеспокоился. Он понял, что у него не хватит сил дотащиться обратно к дому, а ему так не хотелось, чтобы Елена Матвевна кинулась на поиски. Странно, он хорошо понимал, что жить ему осталось считанные часы, может быть, но он ни разу не подумал о том, что будет с Еленою Матвевной после его смерти, а только волновался, не испугается ли она, если он не вернется домой к обеду. Но делать было нечего, он не мог встать, как бы ни хотел этого: он бы не удержался на ногах.

Петр Петрович медленно поднял глаза и посмотрел на море. Было так странно, что море, которого он прежде никогда не видал, вдруг стало ему ближе и роднее, чем люди, чем вся его жизнь. Может быть, им обоим, в сущности, не было дела друг до друга. Морю было все равно, кто сутулится на скалах, человек или камень, живой или мертвый, а Петр Петрович только смотрел сверху и даже ни разу не коснулся воды.

И это было все. Нет, Петр Петрович не жил на свете пятьдесят пять лет, не бегал мальчиком в сад, не женился на красавице, не торговал сукном, не растил детей. Палка уходит в песок, песчинки сыплются за нею, старый камень обваливается, осколки катятся в обрыв, — Петр Петрович жил, Петр Петрович умирает. Воображаемый собеседник, где ты? Можешь ли ты утешить, или ты уже тоже замолк, замолк навсегда?

Надо было идти домой, Елена Матвевна ждала, надо было идти домой, Елена Матвевна, наверно, уже начала беспокоиться, суп мог перекипеть, зеленый суп, любимый суп Петра Петровича, из всех кореньев, которые давала земля. Но что Петру Петровичу суп, когда скоро уже его самого мертвым корнем уложат в землю, и он не даст новых ростков, он будет лежать неподвижно, и никто не придет, даже воображаемый собеседник не придет, ибо ничьих слов Петр Петрович уже не расслышит. Шумит еще море или нет? Идут еще волны, вскипает еще песок, несутся ли облака?

Дети еще не совсем выросли, хотя они уже самостоятельны. Их ждет много обид и преград, Петр Петрович мог бы им помочь, но ничего, он и сам знал обиды и преграды. Обид не стало, последнюю преграду он скоро перешагнет.

Сегодня море и волны похожи на серое сукно, на простое серое сукно, какое идет на солдатские шинели. В распределителе новый помощник. Носятся мальчики, скрипит пером Евин, Кочетков открывает дверь, мрачно огрызается Ендричковский, молчит Петракевич, тов. Майкерский гордится тем, что его учреждение — образцовое учреждение. Впрочем, Петр Петрович взял какие-то деньги. Этих денег не надо было брать, их нельзя было брать, Петр Петрович ошибся, их именно нельзя было брать. Жаль, что некогда сказать это сослуживцам. Он наговорил им много пустяков, он что-то шумел и о чем-то спорил. Это все пустое, и не так уж важно сукно, и не так уж значительны люди, а денег все-таки нельзя было брать. Надо было бы сказать еще раз об этом детям, — пусть помнят и не ошибаются. Но все это теперь не важно, поздно думать об этом и жалеть, Петра Петровича больше нет.

Скоро не будет и Елены Матвевны. Что же она не идет, Елена Матвевна? Она, наверно, не знает, где ей искать мужа, с которым она прожила вместе почти тридцать лет, а он не может подняться и пойти ей навстречу. Ее следовало бы встретить, как королеву, она заслужила это. Как он любил ее, как он сроднился с ней, мыслями, телом, дыханием!.. Но и это теперь не так важно, и это уже позади. Что же еще осталось, что мешает упасть на камень и стать самому камнем? Ведь морю все равно, камень или человек.