Овадий Савич - Воображаемый собеседник

Он ни разу не подумал о том, как идет без него работа в распределителе, как справляется новый помощник, кто определяет качество поступившего товара. Когда мысли его, ничем не занятые, бродили, как слепые, в голове, они все-таки часто натыкались на людей. Он вспоминал сослуживцев без злобы, даже с сочувствием, а некоторых — и с любовью. Но они отделились от распределителя, он видел их не в служебном особняке, не в кабинете тов. Майкерского и даже не в домашней обстановке. Они уже не были больше связаны ни с местом, ни с делом. Он видел только людей — их сердце, иногда расположенное к нему, их мысли. Он понимал их теперь очень хорошо, он улыбался молодости Райкина и Геранина так же, как с нежностью думал о Елизавете и Камышове. Он желал Константину успешных занятий, но не потому уже, чтобы он ценил эти занятия, а потому, что знал, что этого требует от Константина жизнь. Он жалел Черкаса с его ненужными выдумками и тяжелою жизнью. Он был очень благодарен Ендричковскому и Петракевичу, он не сердился ни на тов. Майкерского, ни даже на Евина. Он пожалел бы и Евина, но думал, даже знал, что бухгалтер иначе жить не может и не хочет, что мелкая месть составляет всю радость мелкого человека. Он так ясно видел людей, но и это не доставляло ему ни радости, ни огорчения. Он был уже в стороне от всего. Может быть, роднее всего он чувствовал себя теперь морю. Вряд ли бы оно так понравилось ему раньше. Он нашел бы, наверное, что оно слишком беспорядочно и велико. Теперь он знал: уйти в это огромное и беспорядочное — его собственная участь.

Он чувствовал себя физически очень слабым, хотя и скрывал это от Елены Матвевны. Каждый день отнимал у него силы. Отдохнув после приезда, он вначале легко ходил и почти не задыхался, поднимаясь с пляжа домой. Теперь он должен был отдыхать на каждом шагу, несколько саженей от поворота до дома казались ему бесконечной и тяжелой дорогой. Он всячески скрывал это от Елены Матвевны. Останавливаясь, он притворялся, будто любуется пейзажем, и делал вид, что спешить ему все равно некуда. Он аккуратно писал письма детям и неизменно сообщал, что он здоров и скоро приедет. Он сам не верил ни одному своему слову, но Елену Матвевну ему порою удавалось обмануть. Ее теперь, казалось, больше всего беспокоило, что у Петра Петровича стало портиться зрение, а глазного врача в местечке не было, и негде было приобрести очки. Он плохо различал даже крупную печать и с трудом выводил буквы, и она беспрестанно говорила о том, как бы съездить в город, зайти к врачу и купить очки.

Дни шли, крепчал ветер, море становилось бурнее, поредели люди на пляже, и Петру Петровичу все труднее становилось подыматься в гору, а Елена Матвевна, обманутая спокойствием мужа, разливавшимся по лицу его, как здоровье, писала уже домой, что скоро думает собираться в дорогу, везти Петра Петровича назад. Из распределителя выдавали все-таки пособие; после удара, случившегося с Петром Петровичем, сослуживцы пристыдили тов. Майкерского, он поехал в трест и взял назад просьбу об увольнении бывшего помощника. Константин стал зарабатывать, повезло и Камышову, — он устроился на хорошую службу. Елизавета самонадеянно писала: «Приезжайте, папе не надо больше работать, хочу выйти за Камышова и не дождусь вас». Петр Петрович улыбался, слушая ее письма, он радовался за детей, но не загадывал, увидит ли он их еще раз. А Елена Матвевна уже наводила справки, где и когда надо брать билеты. Она все еще не замечала, что Петр Петрович только огромным напряжением воли заставляет себя пройти несколько саженей от моря до дома.

Но пришел, наконец, день, когда и это оказалось не под силу. Еще утром, только проснувшись, Петр Петрович почувствовал, что не может встать с постели. Такое же чувство он испытывал каждое утро и потому не обратил на него внимания. Он дождался, пока Елена Матвевна ушла из комнаты, и тогда только тяжело поднял на руках свое тело и спустил ноги с кровати. Кровать тотчас пошла ходуном, и сердце заметалось в какой-то тревоге. Он переждал этот приступ, хотя ему казалось, что ветер, гудевший в трубе, ворвался в комнату и раскачивает весь дом, пол и постель, ворвался в сердце и играет им как мячом. Но он нашел еще силы улыбнуться, когда вернулась Елена Матвевна. Она всегда помогала ему одеваться, помогла и сегодня. Она не заметила, что он не только не отказывается от ее помощи, но даже сам не делает ни одного движения. Он выпил чаю и, чтобы не тревожить ее, решил, как всегда, пойти к морю. На счастье, ей что-то надо было сделать дома, и она без страха отпустила его.