Ничего им не сказал. Махнул рукой и ушел к своим. Так и так, говорю. Выходит, что, кроме нас, некому. Рыжий сразу, конечно, горло драть. Он теперь себя незаменимым считал. Вообще долго я с ним еще мучился…
Попробуй ему, к примеру, не доплати. Что ты! Не приведи бог. У людей как? Ты ладно, мол, кончи дело, потом глотку дери. А этот нет. Чуть что не по его, сразу права качать. Машину бросит раскрытой, инструмент раскидает как попало — и к начальству руками махать. С ним у меня как-то уже потом случай такой вышел… Да… Ну ладно, раз уж начал… С этим делом там плохо было. То есть сухой закон в полном смысле. Как-то наши ребята съездили за сотню километров за сайгой. На машине. И привезли под сиденьем пару-другую бутылок… Ну, собрались мы у себя, вроде все свои, да… Сайгачину я запек с горячей картошечкой, с холодку-то вот сели, выпили по-скорому — мало ли кто зайдет… Ну, а как захорошело, разговоры всякие пошли. Это уж как водится. А как стали рассчитываться, этот горлопан опять завелся: а почему столько? Тут я не выдержал. Тем более что давно уже не прикладывался и на хорошем взводе был. Забыл, говорю, за сухим законом, почем она нынче, родимая? И все из-за тебя, охламона. Как так из-за меня? — таращится. А вот так. Забыл, как из-за тебя изделие вовремя не сдали? А в другой раз чуть пуск не сорвали? А что, говорит, я один, что ли, виноват? Не ты, так другой. Не другой, так третий. Тот гайку недовернул. Тот при пайке соплю посадил. Третий рассчитал чего-то не так. А государству чего прикажешь делать? У него карман-то один. И тот не резиновый. Вот и приходится новые средства вкладывать, никуда не денешься. Чтоб таким, как ты, глотку заткнуть… А где их взять? Может, на молоко цену поднять, на ребятишках отыграться? Ты-то, я знаю, тебе чего… Только рад был бы. Только никто не позволит этого, ясно тебе? От тебя же, черт недоделанный, все зависит. На кого жаловаться-то? Вот так! И лучше молчи! И чтоб я не видел больше, как Сашка за тобой доделывает и убирает! Очень я разгорячился тогда. Не знаю, чего вдруг нашло. Говорю, а сам вроде со стороны себя слушаю, сам себе удивляюсь: ну Сидоров, ну даешь, откуда слова только берутся… Очень злой, помню, был. Тем более что давно не прикладывался. Только толку — чуть. С ним что говори, что не говори… Ухмыляется, рожу корчит и посмеивается: не психуй, Алексеич, прорвемся!
Но это я опять отвлекся. Сказал я это им, значит, а у них челюсти отвалились. Ерфилов Рыжему рот заткнул быстро, а сам головой качает. Что ж ты, бригадир, бригаду свою так подводишь-то? Это ж мы вообще отсюда не выберемся. Так-то ты о нас заботишься?
Ну, у него одна песня. Бригадир, мол, никудышный. Ну что ж, говорю. Пишите заявления. Все по домам… Только потом пусть никто не плачет, если начнется, что опять одной голой ж…, как в сорок первом, танки пугать будем. Ага?
Ерфилов, смотрю, набычился весь, потемнел. А ты что предлагаешь? говорит. Гробиться здесь? Без крыши, да всухомятку, да без бани, да без сортира? А другие пусть там в свое удовольствие прохлаждаются?
Другие не умеют, чего умеем мы, говорю. Их бы пожалеть, неумех, говорю, а ты завидуешь. А Рыжему, гляжу, больше всех невтерпеж. Он, поди, уже отписал своей очередной: жди, мол, вот-вот буду…
Может, год еще, говорю, а может, больше, кто знает, здесь проторчим.
Так ты ж говорил сам, говорил вчера: последнее отработаем и двинем отсюда с песнями! — Рыжий опять насел. Последняя у попа жена, отвечаю. Не слыхал, что еще серия на подходе? Одних телеметрических штук пять… Это начальство, чтоб нас не напугать, по одному добавляет. То это последнее, то следующее… А тебе свое соображение иметь не мешает. Так что вот так. Ну а насчет баньки там или теплого сортира, тут я с вами согласный. На все сто. Вот и давайте. Сделаем себе и баньку и сортир.
Чего-чего? — Рыжий аж привстал. Того, говорю, домик себе построим. С отоплением, с душем, со всеми делами. Да ты что? — Панкратов, кажется, теперь встрял. Хочешь, чтоб нас совсем здесь закопали? Да нам тогда каждый скажет: вот и оставайтесь, раз уж корни тут пустили. Вот тогда заявления и напишем, говорю, я первый и напишу. Понял? Только никто нас держать здесь не будет. Опять же, кто на смену придет, рваться так отсюда не будут, дадут нам дома побыть. И еще спасибо за домик скажут. Ну? Вопросы есть? А почему мы? опять Панкратов спрашивает. Вон тут строителей сколько. Начальству-то уже построили целый коттедж. Почему все мы да мы? А кто, спрашиваю? Удивляешь ты меня не знаю как. Добро бы этот молодой глупые вопросы задавал, а ты ж самостоятельный рабочий человек. Кто сделает-то? Чужой дядя? А ты знаешь, кто этот чужой дядя? Ты. И Степаныч. И я. Ну, Рыжий еще не вполне. Это другие на тебя надеются, а нам с тобой надеяться уже не на кого. Мы не сделаем — никто не сделает.
Читать дальше