Юрий Черняков - Бригада

Вот я и думаю… В любом деле, в любом достижении вся ценность в фундаменте заложена. Когда только узнаешь, почувствуешь, что за фундамент в земле лежит, тогда только и цену поймешь настоящую. И кораблям космическим и всему прочему… Ну летают. Ну будут летать еще дальше и выше. Ко всему привыкнуть можно. А вот ты покажи, коль взялся, все как есть покажи, как до этого космоса одни на кораблях летели, а другие на карачках добирались и чего все это стоило. Да не в деньгах… А в поте и жизнях. И не бойсь. Поймут, увидят, что это за чудо такое! А то-как в сказке… Верно я говорю? И вроде нового ничего не сказал, так? Вроде всем все давным-давно понятно. Так-то так… Сейчас все грамотные…

Ладно, дело прошлое… что уж теперь… Отвлекся опять, вот черт! Ну ты внимания не обращай, ты слушай, что было.

Приехали, значит, и начали свое изделие проверять. Да. И начальство в панику. То то не работает, то то не в допуске, то другое. В дороге, пока тряслись, все регулировки и полетели. И вообще. Здесь ослабло, там отошло, а тут не контачит. Машина сложная, капризная, только-только слепили на коленке к какой-то дате… Специалисты эти только плечами жмут. Каждый ведь по своей части. А тут все завязано в один узел. Отчего да почему, сразу и не поймешь. Или, понимаешь, электрика не срабатывает из-за пиротехники или пневматика не фурычит из-за механики. Что делать-то? Хоть назад вези. Или наоборот, весь завод сюда гони. Таких, кто с понятием, ну двое-трое от силы, кто сообразит, где подтянуть, а где ослабить… А что они одни смогут?! Изделие-то здоровенное, приборов вон сколько, за всеми не уследишь вдвоем-то… Ладно, говорю, дайте нам его. За сутки в норму приведем. Да вы что, орут, такая ответственность, такой риск, а вы не аттестованы еще, то да се!.. Да понимаем, говорю, и про ответственность, и про риск. Только делать что? Звонят на завод. Алексей Витальевич им: Сидоров-то? Этот сделает. На мою ответственность. Заказчики переглядываются. Им что. Ты предъяви им в полной кондиции, а кто и как — им без разницы. Ладно. Делать так делать. Мы с Рыжим больше по электрической части, а Ерфилов с остальными по механике.

Гляжу-за Рыжим-то не угонишься. И там подкрутит и сям, и на прибор прибежит посмотрит, и обрыв найдет, и сам же подпаяет. Во кадр, думаю. А сам только кряхчу да поддакиваю с умным видом. А он мне еще экзамен устроил. В схему тычет. Как, мол, скажи ему, эту цепь прозвонить? Ведь знает, паразит, только вид делает. Как, говорю, ее прозвонишь, если она разомкнута? Так она ж через реле, говорит, разомкнута. Подай на обмотку +26 и звони.

Эти, которые с понятием, инженеры-то, посмеиваются, на нас глядя. Поначалу. А потом не до смеху им стало. Сами иной раз обмозговать не успевали, а Рыжий уже все находил, что и как.

Я вообще всегда их и потом сравнивал. Кто получше. И до сих пор не пойму. Каждый хорош-то. Но все равно что-нибудь да не так. На спор как-то стали мы точить пробки для керосина. Это, если знаешь, по высшему разряду работа. Керосин-то где угодно протечет, верно? Ну вот.

Сашка Горелов самый первый свою пробочку притер. Потом я. А Рыжий самый последний. У Ерфилова через два часа потекло, у меня через четыре. У Горелова и на другой день сухо, хоть белым платочком проверяй. Ну а у Рыжего потекло сразу, как из худого крана.

Ерфилов, смотрю, насупился весь, инструмент швырнул, будто он в чем виноват, и ушел в курилку. А Рыжему хоть бы что. Нужно мне больно, говорит. Я и не хотел. Скучно, мол, пробки эти притирать. Он такой и сейчас остался…

Если что сделать, то лучше Сашки вообще никто не мог. От души работал. Да и Ерфилов тоже. На Степаныча я всегда как на себя. Сашка-то нет-нет да «протечет». Придет на работу, морда красная, глаза бегают, но чем хорош был — всегда признавался. Ты, говорит, Алексеич, мне чего попроще дай. Не в форме я, мол. Завтра все путем будет. А сегодня — извини.

Рыжий любил что поинтересней, где исхитриться как-то надо. Сам, глядя на меня, приспособлений себе наделал, да таких, что Николай Иванович увидел как-то и за голову схватился. Вы что, говорит, ребята? Домушничаете, что ли, в свободное время? Этим же любой замок открыть можно. И ведь как в воду глядел. Но про это потом.

Словом, сделали мы все. Ну не за сутки, конечно, а за неделю. Да. Отработали мы изделие как часы, все только рты разинули. Ну и ну. Аи да Сидоров. Мне, помню, сам маршал руку пожал. А Рыжего заело. Он-то больше всех, конечно, расстарался. И самое ответственное, можно сказать, да тонкое… Что, Алексеич, говорит, теперь неделю руку мыть не будешь? Вот такой, да… Ну а там еще изделие и еще. Вызывает меня начальство. Сергей Алексеевич, говорит, надо. И срочно. Это последнее. Ладно. А потом еще одно… И опять вызывают. И опять последнее. Да вы что? — говорю. Да мы ж отсюда так и не уедем никогда. Как я своим скажу? А кто, спрашивают, кто отработает? Это они меня спрашивают. Ага. Смотрю я на них, и обидно стало, ну хоть плачь. Да не за то, что на нас все взвалили. Это уж как водится… Кто тащит, на того и наваливают. Нет, я о другом подумал. Что ж вы, думаю, вчера еще меня и вдоль и поперек строгали за мою бригаду развалившуюся, один Алексей Витальевич поддерживал, а теперь что? Вроде как ни в чем не бывало? Вроде как так и задумано было?.. Ладно, думаю, что теперь считаться. Делать так делать.