Иван Скачков - Солдатом быть не просто

— На кого сердишься, малец? — спросил его при первом знакомстве высокий и тощий солдат Курочка.

— На тебя, — спокойно ответил Хрусталев.

— За что?

— За то, что себя не уважаешь.

— То есть как это не уважаю? — удивился Курочка.

— Просто: кто смеется над другим, тот смеется над собой.

— Смотри-ка… Малыш, а разговаривает, как взрослый, — хохотнул Курочка и обвел взглядом стоявших рядом солдат, надеясь на поддержку.

Но поддержки он не получил, а тут еще Синев сказал, что всякие насмешки над Хрусталевым он будет принимать на свой счет, выразительно сопроводив свои слова развертыванием и без того широкой груди.

Заступничество брата не понравилось Григорию. Он недовольно поморщился, но промолчал. Правда, после этого случая над ним больше никто не смеялся, но причиной тому послужило не внушительное предупреждение Синева, а совсем другое. Водители машин особенно хорошо знают цену дружбе, нередко зарождавшейся на трудных дорогах. Вьюжит ли в поле, или мороз потрескивает, а у кого-то в колонне неполадка в машине, в парке ли после трудного рейса, когда надо быстро обслужить автомобиль — а работы иной раз набирается много, — всегда Хрусталев старался делить чужую беду на двоих. Тот же Курочка — их машины соседствовали — как-то, чертыхаясь после возвращения им рейса, говорил вслух:

— Кинофильм в клубе интересный, а тут…

— Сегодня тебе не до кинофильма, — отозвался Григорий. — На подъемах глушитель у тебя постреливал, а завтра большой рейс.

Курочка соглашался с ним, к тому же Хрусталев без его просьбы пришел помогать. Пока Курочка чистил жиклеры карбюратора, Хрусталев не спеша снимал свечи, счищал с них нагар, у некоторых отрегулировал зазор между электродами. В казарму они пришли поздно, зато утром, прислушиваясь к чистой работе двигателя, Курочка уже не жалел о пропущенном фильме и тепло думал о Хрусталеве.

У самого Григория машина была старая: прошла все капитальные ремонты да еще сверх сроков наездила сорок тысяч километров. Но Хрусталев, кажется, не очень огорчался этим.

— Побегает еще, у меня и в совхозе была такая же.

Синев досадовал на Григория (какой шофер не мечтает о новой машине!), считал его равнодушным, но позже, наблюдая, как он обхаживает свою «старушку», убедился, что ему просто интересно выжимать из нее каждую новую тысячу километров сверх нормы.

Раскрывался Григорий постепенно, каждый раз удивляя Синева некоторыми чертами своего характера и увлечениями. И молчаливым был не всегда. Иногда его будто прорывало: молчит, молчит и вдруг заговорит с ним взволнованно, быстро, словно боясь, что перебьют, не дадут высказаться. В увольнение он ходил редко, больше сидел за чтением. Как-то в начале зимы, не надеясь на согласие Гриши, Михаил предложил ему сходить в картинную галерею.

— Здесь есть выставка живописи? — оживился Хрусталев и начал быстро собираться.

Синев рассчитывал провести в галерее не больше часа, но ошибся: пришли в полдень и пробыли там до вечера. «Гриша, еще в кино надо успеть», — не раз напоминал Михаил, поругивая себя за организованную экскурсию, но тот все просил подождать немного. Время бежало, а он не уходил. У одного летнего пейзажа простоял полчаса. В большой, уснувший в тишине пруд с зеркальной поверхностью, заводями и живописными берегами вливался ручей. Гриша то с одной стороны подойдет к полотну, то с другой, то отступит на несколько шагов и стоит, стоит…

— Миша, вон с того бережка, кажется, только закинешь удочку — и сразу начнет клевать. А ручей… Посмотри, как он моет голыши и вроде бы зовет: опусти руки в мои струи, освежись.

Они вышли с выставки, когда город уже украсился огнями. Мороз пощипывал щеки, а Гриша возбужденно говорил:

— Только что я ходил по летнему лесу, купался в пруду, загорал… Теперь вот вышли на мороз, а я все еще чувствую горячий песок на пляже, теплую воду тихого озера, летний зной.

«Парнишка с завихрениями», — подумал Синев, а вслух сказал:

— Только твоя старенькая машина живет без воображения — плохо заводится на морозе.

— Да, ей тяжело, — машинально отозвался Гриша.

О себе он молчал, а ведь ему в зимнее время приходилось труднее всех водителей. У них — почти у каждого — была экономия горючего, а у Хрусталева никакой. Командир роты не упрекал его при подведении итогов работы за месяц, все понимали, что на такой машине трудно сэкономить.

И вдруг новость: в феврале по экономии горючего Хрусталев вышел на первое место в роте. После собрания, где подводились итоги работы водителей за прошлый месяц, он отозвал Михаила в сторону, вполголоса сообщил: