Бела Иллеш - Тисса горит

— Румыны…

Словно издалека донесся до меня дрожащий голос Анталфи:

— Послушайте, товарищ Лауфер, лучше будет, если вы отсюда уйдете. Я не потому это говорю, что хотел бы от вас избавиться — напротив, ваше присутствие нам очень приятно, но, знаете ли, за нами каждую минуту могут явиться сыщики.

— Я не боюсь сыщиков. Мне нечего бояться…

— Тем лучше. Я ведь говорил это не с тем, чтобы напугать вас, я просто считал своей обязанностью вас предупредить. Но если вы не боитесь, тем лучше. Я всегда уважал храбрых людей.

Когда я обернулся, нас было лишь трое в комнате. Белых денег товарища Лауфера тоже не видно было на столе.

— Сегодня мы, пожалуй, сможем еще здесь переночевать, — сказал Кусак, — завтра же придется поискать себе убежище понадежней.

— Следовало бы перебраться через границу, — заявил Анталфи.

Кусак пожал плечами.

— Это не всякий может, — тихо произнес он. — Здесь нужны люди для работы. И если вы — большевики…

— Мы всей душой большевики, — несколько сухо ответил Анталфи. — Теперь же мы первым делом должны освободиться от этих мундиров.

— У меня есть еще костюм… Охотно отдам вам…

— Хватит пока что и одного, — обрадовался Анталфи. Когда я снова буду в штатском, то легко раздобуду костюм и товарищу.

Кусак достал из сундука свой воскресный костюм, — он был немного помят, да и узок Анталфи, — особенно коротки были ему брюки.

— Ну, ничего, — костюм, которым я впоследствии обзаведусь, будут лучше, — утешал себя актер.

В этот вечер мы мало разговаривали. Все трое испытывали чрезвычайную усталость. Кусак быстро устроил нам места для спанья. Анталфи улегся на кровати, Кусак на диване, мне же расстелили на полу пальто и одеяло. Не успели мы потушить свет, как раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Скорей! Отопри. Это я, Анна.

Кусак открыл дверь, и в комнату вошла молодая белокурая студентка. Это была красивая девушка, но теперь ее лицо посинело от усталости, и она так дрожала, что жаль было на нее смотреть. Закрыв за собой дверь, она не произнесла ни слова, только испуганным взглядом смотрела то на меня, то на Анталфи. В руках у нее была измятая газета.

— В чем дело, Анна? Садись. Что с тобой?

— Ты разве не знаешь, что произошло?

Кусак молчал, тревожно глядя на нее, Анна взмахнула рукой, в которой держала газету.

— Отто забрали на улице.

— Быть не может!

Девушка подсела к столу и, подперев голову руками, устремила в пространство растерянный взгляд. Она даже не замечала, что свет лампы падает ей прямо в глаза.

— Сегодня днем его арестовали на улице.

— Но ведь еще социал-демократы…

— Ну так что же?.. Видишь, и ты, и я, и Отто — мы все ошибались. Это еще более подлые люди, чем мы думали.

— Кто это Отто? — спросил Анталфи.

— Корвин.

Забрали Отто Корвина. Теперь я тоже понял, насколько положение серьезно. Социал-демократы сидят в правительстве, а на улице происходит ловля коммунистов. Меня, как и студентку, охватила дрожь. Мои зубы стали громко выбивать дробь. Тот, кто увидел бы меня теперь, не поверил бы, что всего два дня тому назад я под градом пуль храбро выполнял свой долг.

Несколько минут в комнате стояла мертвая тишина. Кусак несколько раз провел рукой по лбу, словно отгоняя дурной сон.

— Выйдем на улицу, — хриплым голосом сказал он, наконец, девушке.

— Нельзя. Здесь, в этом квартале, расхаживают румынские патрули. Я едва не попалась им в руки.

— Если мы вам мешаем, товарищи, то мы можем выйти на улицу, — предложил я.

— Да что: вы! Спите себе спокойно, товарищи, это лучше всего — и для вас и для нас.

— Теперь уже всякая связь порвана? — спросил Кусак девушку.

— Пока что — да.

Снова долгое молчание.

— Ложись сюда на диван, Анна. Я могу спать сидя.

— Я не в состоянии спать, — ответила девушка.

— Ты должна спать! Если ты эту ночь проведешь без сна, то совсем выбьешься из сил.

— Ложитесь ко мне, товарищ Кусак, — предложил Анталфи. — В Москве, в ночь после попытки контрреволюционного восстания левых эсеров, мне тоже пришлось спать в одной кровати с Самуэли — в Кремле.

Кусак погасил лампу. И сейчас же, словно только свет был причиной моей дрожи, я успокоился и перестал бояться. Понемногу мной стало овладевать ощущение, будто я снова на фронте. Мне чудилось, что нам предстоит большое наступление и что завтра мы разобьем противника, — завтра…

Я уже засыпал, когда девушка снова заговорила:

— Ты веришь в самоубийство Самуэли?