Бела Иллеш - Тисса горит

Петр потерял сознание.

Очнувшись, долго не мог понять, где, собственно, он находится. Не соображал, что с ним происходит, — стоит он, сидит или лежит. Голова его приходилась как раз под висячей на потолке лампой с матовым стеклом. На истерзанной спине он ощущал жгучую резь веревки. Он болтался как будто на весу. Тело ныло, руки были к чему-то привязаны у него над головой.

Запах вина, табачный дым.

С момента, когда он проснулся, и до той минуты, когда он понял, где находится и чего ему не хватает, казалось, прошло невероятно много времени. Он висел подвешенный за кисти рук к кронштейну. На уровне его ступней приходился стол. За столом играли в карты. Трое.

Запах вина, табачный дым.

«Ах, только бы хватило сил!.. Нет, я дольше не выдержу! Если сказать… что-нибудь совсем неважное… Силы нужно беречь для суда. Силы… суд… казнь, крикну «ура» Ленину… второй Венгерской советской республике… Ленин… Москва… Бела Кун…»

— А-ай! А-ай!..

Бульдогообразный положил карты.

— Извините, — обратился он к своим партнерам и сильной рукой снял Петра с кронштейна.

Петр свалился на холодный пол.

Бульдогообразный снова уселся за стол и продолжал прерванную вскриком Петра игру. Он выиграл, собрал деньги, выпил стакан вина с минеральной водой и наклонился над Петром.

— Больно, господин Ковач?

Словно окаменев, сидел Петр в плетеном кресле, положив освобожденные от пут руки на стол.

— Ну, господин Ковач, попробовали? Так-то лучше. Я не словоохотлив, но если уж что говорю — можете мне верить. Советую развязать язык, иначе со мной шутки плохи! Поняли? Со мной!.. Я сам не хотел бы…

Голова Петра откинулась назад. Он закрыл глаза. Тело дрожало.

— Ну, как?

Бульдогообразный налил полстакана вина, добавил минеральной воды и поднес его к губам Петра.

— Не скажешь, что я скверный человек! Хе-хе! Ну, пей!

Сильной рукой откинул голову Петра и вылил в рот содержимое стакана. Петр закрыл глаза, испуганно отдернул голову и выплюнул смешанное с кровавой слюной вино в лицо бульдогообразного.

— Погоди, сукин сын!

Бульдогообразный со всей силой толкнул Петра в бок ногой. Ребра хрустнули.

— С-сукин сын!

Бульдогообразный скрежетал зубами.

Утром Петра перевезли в тюремную больницу.

Ботинки пришлось срезать с опухших ног, рубашку осторожно снять, разрывая на куски, чтоб не сорвать подсыхающие раны.

Петр ничего не чувствовал. Без сознания лежал он на железной койке.

Когда вошел Пойтек, Петр сразу понял, что все в порядке. Пойтек улыбался. Улыбнулся и Петр.

Пойтек показал на свой рот, вернее, на то место, где должен был бы быть рот. Рта на его лице не было. Его физиономия была скорее похожа на пятиконечную звезду, чем на человеческое лицо. И эта «звезда» улыбалась Петру одними глазами.

Петр тоже улыбался.

«Он здесь, верно, нелегально, потому так и преобразился», — подумал Петр и хотел заговорить, но не мог. У него тоже не было рта. Он искал рот руками, но безуспешно. Рот его исчез.

Пойтек громко смеялся. Громко смеялся и Петр.

Смех сотрясал все его тело, в голове стоял красный туман. Сквозь этот туман он издали различал Пойтека — «советскую звезду». Смеялся. Громко смеялся.

Сестра милосердия впрыснула Петру сильную дозу морфия, но его сумасшедший хохот еще долго наводил ужас на больных палаты.

Из раны смеющегося рта сочилась кровь.

Прошло девять дней, прежде чем Петр настолько пришел в себя, что признал в лежащем на соседней кровати бородатом человеке с опухшим лицом Андрея.

— Ты понимаешь, что я говорю? — шопотом спросил Андрей.

Петр кивнул головой.

— Ты знал некоего Бескида?

Петр снова утвердительно кивнул.

— Он нас выдал. Бескид — он же Леготаи.

Петр напрасно пытался вспомнить, где это он слышал фамилию Леготаи.

На другой день Андрея увезли из больницы. Петр провел там еще двадцать два дня.

Слабые лучи солнца, пробиваясь сквозь цветные стекла окон, золотом горят на ярко начищенных штыках.

Обвиняемый и — часовой. Обвиняемый и — часовой.

Андрей бледен. Под глазами темные круги. Голова опущена. Он сидит задумавшись. Глаза устремлены куда-то вдаль, поверх голов судей.

Лицо Веры лихорадочно горит. Ее прищуренные глаза тревожно ищут кого-то. Сто раз пробежав по публике, ее взгляд неизменно задерживается на скамье адвокатов. Защитники перебирают бумаги, вновь и вновь перегруппировывая дела.

Лаци сидит, скрестив на груди руки, с опущенной головой. Он сильно похудел. Веки глаз смыкаются, он как будто спит. Временами вдруг вздрагивает и удивленно осматривается.