Бела Иллеш - Тисса горит

В самом деле, за их спиной стоял уже полицейский.

— …Российская равнина, Петр, так велика, что… ну, как бы тебе выразить?.. ветру не хватит сил облететь от одной границы до другой, — говорил Секереш с прежней сухостью, словно объясняя математическую задачу. — Ветер устанет… какое там устанет!.. честное слово, заснет, состарится, сдохнет, прежде чем обвеет эту равнину от одной границы до другой. Там есть все: железо, медь, уголь, нефть, хлопок, хлеб и — люди! И самое главное, там есть такая коммунистическая партия, какой еще никогда и никто не видывал…

… Да, прежде чем рассказывать дальше, я должен спросить тебя, как ты думаешь, почему выслали меня поляки в Россию? В Москве я это узнал. Французы запротестовали против инсценировки процесса, в котором одним из главных героев должен был фигурировать я. Они имели основание бояться. Ведь как бы хорошо ни был инсценирован процесс, все же случайно могло выясниться, что благородная Французская республика финансировала одновременно оба дерущихся лагеря — польских и украинских националистов. Такова, Петр, жизнь! Чехи выдали меня полякам, покрывая предавших нас украинцев. Поляки выдали меня Советам, щадя интересы французов. Взамен они получили целый вагон мусора. Вернее — это был не мусор, а святые. Не понимаешь? Святых получили. Святого Иоганна, Петра, Николая и чорт знает кого! Кости их. Советы отправили целый транспорт костей католических святых, их чудотворных одежд и прочих реликвий. Я не шучу, честное слово! Взамен за этот мусор поляки выдали нас. Живых коммунистов за мертвых святых. И обе стороны остались довольны.

Итак — Москва. Там я узнал, что такое партия. Честное слово! Я не хочу вдаваться в длинные объяснения. Дело очень простое. Партия постановит: это нужно провести — и проведет. Это нужно уничтожить — и уничтожит. Ах, Петр, если бы у нас тогда была партия! Честное слово, мы не погибли бы! И если у нас будет партия, такая партия, как у русских, — ругай меня как хочешь, если хоть какой-нибудь бог в состоянии будет преградить дорогу второй победоносной Советской Венгрии!

Секереш провожал Петра. Петр провожал Секереша. Прогулка часа на два. Потом опять Секереш провожал Петра. Петр — Секереша. Так их застал рассвет.

Из газеты, купленной у первого разносчика, они узнали, что Карл Габсбургский оставил Венгрию.

— Слишком уж быстро удрал, — сказал Секереш. — Не хочу быть пророком, но думается, так или этак, будем мы еще иметь счастье встретиться с этим карликом.

Нет лучшего момента, когда поезд отходит, и граница с таможенными чиновниками, пограничной охраной и сыщиками остается позади. Петру удалось миновать границу без осложнений. С фальшивым паспортом в кармане он уютно расположился на кожаном диване купэ второго класса и еще раз перебрал в памяти все пережитое в Вене и вновь обдумал предстоящие ему задачи.

«Новая глава в жизни партии, — раздумывал Петр. — Партия борется за то, чтобы стать действительно партией; звучит странно, но тем не менее это так. Одно ясно: первым условием исправления ошибок является их осознание и признание. Но беда в том, что каждый склонен признать лишь ошибки, совершенные другими. Все мы люди… гм… люди… Ну и дурак же я. Не в этом беда. Беда, и беда серьезная, в том, что в партии образуются группы, фракции. Как бы ни старались уверить меня, что это так надо, — быть может, я и не прав, — но все больше и больше убеждаюсь я в том, что все это очень скверно».

Петру взгрустнулось. Но только на одно мгновение.

— Что плохо, то надо изжить. И мы изживем, — твердо сказал он сам себе. — И… Нет, не боюсь я за судьбу венгерской партии.

Кроме Петра в купэ находился еще один человек. Это был рыжий, с большой лысиной господин. Широкий в плечах, с огромными руками. Выражение его лица, беспомощное и трусливое, не гармонировало с его мощным телом. Во рту он держал сигару и грыз ее, как ребенок конфетку. В разговоре выяснилось, что он лесничий, впервые был в Вене, а Пешта никогда в жизни не видел. Едет из Словакии в Венгрию.

— Представьте, сударь, в Венгрии у меня нет ни одного знакомого. Последние двенадцать лет я почти безвылазно просидел в лесу. Даже на фронте не побывал из-за этого леса! А теперь — как это вам нравится? — выгнали меня, и вот извольте-ка подыскивать новую работу! Кабы я знал людей так, как знаю деревья…

Петр не был в восторге от этого знакомства. Он предпочел бы остаться один — со своими мыслями. Но если у этого несчастного чешется язык… Петр вынужден был задать несколько общих вопросов по лесоводству. А высланный из Чехо-Словакии лесничий без умолку болтал.