Бела Иллеш - Тисса горит

И Киш снова принялся за свои объяснения.

Он расхаживал взад и вперед, заложив руки в карманы пиджака. И эти длинные, согнутые в локтях руки напоминали ручки вазы.

Говорил он медленно, подчеркивая слова, которым он придавал особое значение. Но и тогда, когда он рассказывал о своих неудачах и затруднениях, у него был такой решительный тон, что с трудом верилось, чтобы этому человеку могло что-либо не удаваться. Он смотрел в глаза собеседника с детским любопытством. И если разговор бывал ему по душе, он смеялся, широко открывая рот и обнажая два ряда блестящих белых зубов.

Пока Петр рассказывал о своих злоключениях в Прикарпатской Руси, Киш нечасто сверкал своими зубами. Чаще он покачивал головой да покусывал губы.

— Да-да… Знаете ли, я не охотник рассказывать, но на этот раз сделаю исключение. Мир мал, всюду одни и те же песни, и все-таки мы плохо его знаем. Я никогда не бывал в Южной Америке, но ручаюсь головой, что и там разбойник проливает крокодиловы слезы по жертвам, ограбленным другим разбойником. В этом отношении нет никакой разницы между чехами и венгерцами, сербами и обитателями Огненной Земли. Одним словом… Вы знаете, что я был еще в Пеште, когда туда вошли румыны. Зрелище было не из веселых. Не стало веселее и тогда, когда Задунай заняли венгерские националисты. Их офицеры, пожалуй, еще хуже румын. Вернее, в Задунае они чувствовали себя хозяевами больше, чем румыны в Пеште. Грабили, пытали, вешали без зазрения совести. Принято думать, что, описывая белый террор, мы сгущаем краски. Но того, что проделывали венгерские офицеры на «освобожденной» венгерской земле, преувеличить немыслимо. Эти ужасы даже представить себе трудно.

Киш несколько минут молча расхаживал взад и вперед по комнате. Он то вынимал руки из карманов, то снова закладывал их обратно и сокрушенно покачивал головой.

— …Я скрывался в Задунае у младшей сестры и во-время успел удрать в Хорватию — в Югославию. Сестру мою убили белые. Обвинили ее в том, что она будто бы скрывала Самуэли. Убили и ее мужа. Он был солдат-инвалид. Бедняк потерял ногу на румынском фронте, защищая короля. О подробностях говорить не стану. Венгерские белые офицеры… Словом я во-время попал к сербам. И направился я в Печ. Город хотя и принадлежит Венгрии, но до нынешнего дня оккупирован сербами. Население попалось на удочку демократической комедии и теперь умоляет сербов не эвакуировать город. Рабочие отдают себя под защиту сербской демократии из страха перед венгерским белым террором. Они правы, не правда ли? Ну, ладно! Словом, я прибыл в Печ и сразу же получил работу. Но не успел я еще приступить к работе, как заболел брюшным тифом. Провалялся в больнице восемь недель. Выйдя из больницы, я совсем не узнал города. Он был наводнен беженцами из Венгрии. И сербы принимали их действительно прекрасно. Венгерцам давали места в городской управе. Работы для них находилось сколько угодно. Говорить и писать можно было совершенно свободно. Сербы даже требовали агитации против венгерского белого террора.

Беженцы, конечно, были в восхищении от молодой сербской демократии. Социал-демократы сразу же заговорили о «сербском пути к социализму», противопоставляя этот путь «русскому пути». Многие коммунисты тогда на эту удочку попались. В том числе и я. После выздоровления мне пришлось взять работу не по своей специальности — в политическом отделе городской думы. Мои обязанности, помимо устройства беженцев, заключались главным образом в работе среди шахтеров. Я должен был агитировать против венгерского белого террора. И если я и не пел хвалебных гимнов сербской демократии, как это делали многие, то я ей все же служил. И сербы, которые были заинтересованы в Пече и шахтах, не остались предо мной в долгу. Жил я хорошо и мог бы отрастить себе брюшко, кабы не Видор Мукич.

Видор Мукич… Вряд ли вы, товарищ Тимар, или кто-либо из ваших сверстников слыхали об этом человеке. Он был из старой гвардии того периода, когда Бокани [33] Бокани — одна из наиболее выдающихся фигур венгерского рабочего движения. До войны в течение долгих лет был вождем венгерской с.-д. партии. Во время революции присоединился к коммунистам. После поражения революции был приговорен к смерти через повешение. Из тюрьмы был освобожден в 1921 году советским правительством — путем обмена заключенными. В настоящее время живет в Москве и является активным членом ВКП(б). первый раз сидел в тюрьме. Я был еще молодым парнем, когда познакомился с Мукичем. Две ночи напролет просвещал он меня. Говорил так интересно, что его можно было заслушаться. Он был сын кузнеца из Словении [34] Словены — одна из народностей Югославии. До 1918 года Словения входила в состав Австрийской империи. В 1919 году частично отошла к Югославии, частично — к Италии. Между господствующими в Югославии «сербами-освободителями» и «освобожденными» словенами существует много экономических, политических и культурных противоречий. .В молодости объездил чуть ли не всю Европу. На всех языках говорил понемногу. Не было в Европе революционной организации, от которой он чему-нибудь не научился. Он имел дело с полицией всех европейских стран. Когда я с ним познакомился, этот невысокий худой рыжеватый человек был членом организации пештских металлистов и называл себя то анархистом, то синдикалистом, то просто антимилитаристом. Мне сдается, что, в сущности, он был просто-напросто сербским — вернее, югославским — националистом, — это ясно проскальзывало во всех его, даже самых революционных, выступлениях. В двенадцатом году его выслали этапом в Словению (мне отлично запомнился этот случай: он уехал тогда в моих парадных штанах), и с тех пор я ничего не слыхал о нем. Значительно позже я узнал от него самого, что в четырнадцатом году, когда началась война, он перешел в Сербию и всю войну прослужил в сербской армии. Дважды или трижды был ранен. Д-да… Ну-с, так вот однажды в воскресенье утром, в марте девятьсот двадцатого года ввалился ко мне этот самый Видор Мукич. Я еще лежал в постели (у меня была тогда отлично меблированная комната с прекрасной кроватью). Мукич был в ужасном состоянии. Исхудалый, грязный, оборванный, изъеденный вшами, в чесотке. Мы не узнали друг друга. И только после долгих разговоров выяснилось, что мы уже давно знакомы.