Ион Друцэ - Недолгий век зеленого листа

— Как вас зовут?

— Русанда.

— А меня Филипаш.

Выглянуло солнце и снова спряталось за тучи, из села выехала телега, свернула в сторону, потом выехали еще две, но и они свернули: склеванный галками кукурузный початок, который бросила девушка, чтобы отметить место, где она будет полдничать, лежит уже далеко позади, и у нее осталась только горсточка гороха, а его все нет.

Нет его, и что она может поделать? Ну поработает сегодня одна. Разве не случается так, что парень вспашет землю, а потом бросит ее; скажет девушке, что придет, а сам не приходит; танцует с ней один вечер в клубе, а на другой вечер не позовет… Случается так — парни ведь не торопятся. Успеет он и землю вспахать, и с девушкой встретиться, и в клуб сходить.

Так-то оно так, только почему рядки у нее выходят кривые, почему сапа затупилась и почему руки у нее болят, словно стали чужими?

Девушка пытается выпрямить один рядок, но еще больше портит его; сапа соскакивает с ручки и, когда она пытается забить ее палкой, никак не становится на место, и все смеются над ней — смеется воробей на меже, смеется немой Якубаш, и мальчик с козой смотрит на нее так, будто и он смеется. Смеются все, смеется весь свет, и Георге смеялся вчера вечером!

Русанда вдруг бросила сапу на землю и уставилась на кошелку с горохом, вспоминая: чего это Георге вдруг так развеселился вчера? Смеялся над ней. Она искала что-то… палку.

И замерла, прижав руки к груди. «Боже, а дошел ли он вчера домой?»

И провалился куда-то горизонт, холм стал налезать на холм, заметалась под ногами земля. А десятина тетушки Фрэсыны, лежавшая наполовину распаханной, раскрытой, уплыла куда-то вдаль, закуталась туманами, и казалось, все, уже вовек не увидеть ей своего молодого пахаря…

Через час и само солнце скрылось за тучами. Зачем ему было висеть в открытом небе? Никто больше в Хыртопах не пахал, никто не сеял горох…

И удивились воробьи, найдя среди поля кошелку с куском хлеба, и удивились люди, когда, выйдя на лай собаки, никого не увидели на улице, и удивился бадя Михалаке: только что слышал шаги во дворе, а выглянул — никого нет.

Чудеса, да и только.

— А-а-a, вы калеки! Вот я вас!

Подметая землю подолом юбки, тетушка Фрэсына подбежала к подводе, схватила кнут и несколько раз неуклюже стегнула лошадей. Размахнулась еще раз, но кнут слетел с кнутовища.

— Проголодались? Так я вас накормлю! — грозила она, ища кнут в бурьяне… — Парень заботится о вас, балует, а вы… а вы…

— Добрый день, тетушка Фрэсына.

Русанда остановилась у ворот и недоуменно глядела на рассвирепевшую тетушку.

— Ты только подумай, доченька, — начала тетушка, заламывая руки высоко над головой, — эти черти чуть не убили моего Георге.

У Русанды перехватило дыхание.

— А где он?

— Пошел к доктору, а как же? Сегодня ночью он вернулся домой и пошел дать им корму, так этот серый черт как лягнул, так и залил его кровью! Только погляди… Сейчас я тебе покажу.

Зашла в дом и минуту спустя вынесла пиджак, выпачканный кровью, пиджак, в котором был вчера Георге.

— Господи, дочка, что с тобой?

Русанда низко опустила голову и сказала, глотая слезы:

— Мне что-то стало плохо…

— Ах ты, господи… Что же у тебя болит?

— Колет что-то…

— И-и, не говори, доченька! Если уж я не знаю, что такое эти колики, то кто знает? Погоди, я дам тебе хорошую травку. Ты ее сваришь, сделаешь настой с сахаром и выпьешь.

И, не дожидаясь ответа, быстро приставила к дому лестницу и полезла на чердак. Русанда поискала платочек в рукаве — нехорошо будет, если тетушка увидит, какие у нее мокрые глаза. Внезапно почувствовала теплое дыхание у локтя, обернулась, и косички перелетели со спины на плечо. Васька, насторожив уши, внимательно глядел на ее поясок. Потом подобрал у ее ног стебелек люцерны и принялся жевать от нечего делать.

— Ну где же Георге? — укоризненно спросила девушка, поглаживая пальцем звездочку на его лбу.

Васька замер, держа в губах стебелек люцерны.

— Вот тебе и на…

Услышав «на», жеребенок немедленно потянулся к ней, стал обнюхивать пальцы.

— Что тебе дать? Нет у меня ничего… Смотри. — И Русанда подняла вверх руки, показывая, что у нее действительно ничего нет. — Если хочешь, пойдем ко мне. Это недалеко. Пойдем?

Тетушка Фрэсына спустилась с чердака, неся в переднике горстку сухой травы. По дороге она остановилась и подняла кнут с земли.

— А когда я его искала, словно черт хвостом его прикрыл. — И бросила кнут на повозку, так как гнев ее уже прошел.