Ион Друцэ: Недолгий век зеленого листа

Ну как он может сказать ей, когда она так спокойна?

— Мама, нужно бы занять немного хлеба у соседей.

Она удивленно посмотрела на него, потом подняла руки, серые от золы, и, качая головой, простонала:

— О боже, боже!

Вытирая о плечо мокрые щеки, она глядела на сына, но слезы застилали ей глаза, и напрасно она вытирала их вновь и вновь. Она медленно поднялась, шагнула к нему, но силы изменили ей, и она прислонилась к печке.

Потом она вышла в каса маре, и на этот раз вся ее молитва состояла из трех бесконечно повторяемых слов:

— Господи, господи, господи…

А к вечеру она повязала платок и стала готовить сына в дорогу. И все время, сколько ходила по двору, повторяла с горечью:

— Покидает нас Георге. Что же мы будем делать одни?

Говорила это и деревьям, и Ваське, и полю, и небу — оставляет их Георге, уезжает, и так ей было тяжело, что ноги подкашивались, и руки искали опоры.

Всю ночь, до самого рассвета, горел свет в окнах тетушки Фрэсыны. Утром зашли соседи, пришел дядя Петря, чтобы подвезти до вокзала. И когда бадя Васыле понес к телеге сумку, Георге снял шапку и наклонился поцеловать материнскую руку. Тетушка Фрэсына прижалась к его груди, так прижалась, что если бы сам господь сошел на землю, и то не смог бы оторвать от единственного, от родного…

Тронулись в путь. Дороги пусты, кругом ни души, и только оголенные сады да глиняные домики уныло смотрели, как посредине улицы, воздев к небу руки, глухо стонет убитая горем женщина.

Дядя Петря хотел дождаться поезда, но забыл взять корму лошадям, и Георге посоветовал вернуться. Когда глухой стук колес замер за переездом, Георге поднял глаза и увидел у переезда Ваську. Жеребенок стоял, вытянув шею, и искал своего хозяина среди собравшихся на станции призывников. Георге хотел позвать, но побоялся, что Васька не найдет дороги домой. Взял свою тяжелую сумку и, чувствуя себя усталым, одиноким, примостился возле какой-то скамеечки. Причитала женщина в шали, низенький человек в серой шапке утешал кого-то.

— Уж это так… И я ведь отбыл военную службу!

Где-то близко засвистел паровоз.

— Идет!

Парни, прощаясь, сняли шапки, и низенький человек, который тоже отбыл военную службу, отвернулся и сдвинул шапку на самые глаза.

— Георге!

Рядом стояла Домника, бледная, с широко открытыми глазами, а Скридон уже снимал пиджак — если что, он жизнь отдаст за Георге! Едва переводили дух. Прибежали оба бог знает откуда, чтоб проводить.

Тяжело дыша, подходил поезд, гремя железными суставами. Георге видел, как быстро шевелятся побелевшие губы Домники, но не слышал, что она говорит. И только когда стали грузиться в вагоны, расслышал:

— Ты не попрощался с Русандой?!

— Я — нет, но судьбы наши давно распрощались…

Стоял высокий, странный, остриженный наголо, но такой же близкий и родной, каким его увидела Домника впервые, когда он вместе с Тоадером вошел в их дом. Поезд стоял только три минуты. И когда задвигались колеса, Домника, ужаснувшись, спросила:

— Уже?!

Потом кинулась к Георге, обняла его за шею, казалось, вся исчезла в его объятиях. И только теперь, прижимая к груди чужую любовь, почувствовал Георге, каким одиноким он остался на свете.

В вагоне припал к окну и искал вдали два холма, меж которыми светились в низине побеленные домики. Медленно уплывали назад родные места, где дожди его обливали, где ветры сушили и где осталось самое сокровенное, что было в его жизни.

1955, 1982

Повесть «Недолгий век зеленого листа» впервые увидела свет на молдавском языке в республиканском журнале «Нистру», № 3–4 за 1957 год. В 1958 году в переводе на русский язык М. Отрешко она была выпущена издательством «Советский писатель» под названием «Георге, вдовий сын». В последующие годы автор несколько раз дорабатывал произведение. В 1965 году повесть выходила в Гослитиздате под названием «Листья грусти» и наконец в своем настоящем виде печаталась в Кишиневе в издательстве «Литература артистикэ» в 1982 году.

Бэдица — ласкательное от бади.