Вениамин Каверин - Девять десятых

Один из юнкеров за спиною своих товарищей открыл дверь в кабинет и вытянулся на пороге во фронт.

— Как прикажет Временное правительство? Защищаться до последнего человека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство!

Он молча, взяв руку под козырек, выслушал ответ и, повернувшись, прошел сквозь колонну.

Человек в очках, подняв голову, смотрел ему в лицо, сощурив глаза, схватившись за рукоятку револьвера.

— Временное правительство просило сообщить, что оно уступает силе и сдается!

С той минуты, как Шахов переступил порог, он почувствовал томительную неловкость, подобную той, которую испытывал он иногда на любительских спектаклях, следя за плохой игрой знакомых актеров.

Он вдруг усомнился, точно ли из-за этих скучных, упорно старающихся поддержать свое достоинство тринадцати начальников департаментов юнкера, казаки, ударные батальоны в течение долгих восьми часов стреляли из ружей, пулеметов и пушек.

Сквозь отяжелевшее сознание он слышал и видел, как человек в очках опрашивает членов правительства, записывает их имена, составляет протокол об аресте и несколькими короткими фразами сдерживает напор толпы, готовой, при известии о том, что Керенского нет, смять и снести и Временное правительство, и его самого, и все, что попадется под руку.

Он пришел в себя, только когда давешний высокий матрос, наклонившись к человеку в очках, сказал ему что-то на ухо и человек в очках, обведя комнату своими лихорадочными глазами, остановился на нем, на Шахове.

— Вы — красногвардеец, товарищ?

— Да, смольнинского отряда!

— Возьмите двух людей и пройдите на чердак. Осмотрите все помещения — нет ли где телеграфа. Если найдете какие-нибудь бумаги, телеграммы — все отнесите ко мне. Я — комендант дворца. Сделайте все это без шума.

В караульной комнате Шахов почти тотчас же отыскал одного из красногвардейцев своего отряда.

Вдвоем они прошли длинный коридор, вдоль которого стояли, дожидаясь выхода арестованных, солдаты и матросы, и после долгих блужданий наткнулись на старого швейцара в сине-красной, шитой золотом ливрее. Швейцар стоял посредине огромной, тускло освещенной залы и, почесывая затылок, смотрел, как веселый, длинноногий человек в кепке, лихо заломленной на затылок, аккуратно срезал с кресел перочинным ножом тисненую японскую кожу.

Впрочем, при виде красногвардейцев длинноногий в кепке хладнокровно сложил нож и отошел в сторону.

Швейцар молча выслушал Шахова, пожевал губами: круговая лестница, которая вела на чердак, оказалась неподалеку.

Здесь было темно, фонарь лохматыми светлыми пятнами освещал пыльные стены. Открывая двери, Шахов направлял внутрь комнаты фонарь, мельком оглядывал ее и шел дальше.

Он осмотрел таким образом почти весь чердак Зимнего и, ничего не найдя, решил было возвратиться обратно, когда его спутник, наткнувшись на пустые упаковочные ящики, увидел за ними узкую дверь.

Он попытался отворить ее — за дверью послышался шорох. Не говоря ни слова, он жестом подозвал Шахова.

Шахов приложился ухом к двери — ничего не было слышно. Тогда он спросил ясным, отчетливым голосом:

— Кто здесь?

Голос гулко отдался под низкими потолками.

Никто не ответил.

Он постучал в двери рукояткой револьвера.

— Отворите! Ваши сдались!

Снова никто не ответил.

И вдруг в напряженной тишине Шахов явственно услышал щелканье заряжаемого револьвера.

— Послушайте, — сказал он, — даю вам слово, что если вы сдадитесь добровольно, вы будете отпущены. Всех сдавшихся юнкеров освободили на честное слово.

Он не успел договорить, как за дверью раздался револьверный выстрел.

— Стреляет, стерва, — удивился красногвардеец.

— Да поймите же, черт возьми, что это бесполезно! — сказал Шахов. — Ну, вы убьете одного, даже двух людей. Все равно вас возьмут через четверть часа!

Он едва успел отскочить — пуля пролетела от него на полшага.

Красногвардеец молча отошел на несколько шагов в сторону, приложился и, как на учебной стрельбе, выпустил все шесть пуль одну за другою.

Все шесть пролетели мимо — едва только последний патрон выскочил из затвора, как раздался новый револьверный выстрел.

На этот раз человек за дверью попал в цель — красногвардеец выронил винтовку, коротко закричал и упал лицом вниз на пол.

Шахов приподнял его — пуля попала в ключицу, несколько капель крови брызнули на шею и грудь.

Красногвардеец, коротко и тяжело дыша, левой рукой ощупывал рану.