Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

Кстати, пришла Хаят со своим первенцем на руках, завернутым в красное плюшевое одеяльца. Прибежала Минсулу. Сразу стало шумно, как в недавние времена, когда вся семья бывала в сборе.

— Он уже улыбается! — хвалилась Хаят, развертывая ребенка на родительской постели.

— Ну уж! — Наджия тоже повеселела. — Рано ему улыбаться.

— Честное слово! — уверяла Хаят, высвобождая крохотные ручонки сына из пеленок. — Мокрый-то какой! По уши! — укоризненно-ласково ворковала она.

— Вот это он умеет! — сказала Наджия, смеясь.

— Он все умеет! Смотрите, как держит соску! — Ребенок в это время нечаянно выдернул пустышку, улыбнулся, будто для того, чтобы доказать правоту матери, и стал бестолково затискивать в ротик вместе с кулаком перевернувшуюся соску. — Видите! Видите! — настаивала на своем Хаят, поправила пустышку и, расцветая от гордости, посмотрела на сестру и родителей. — Дома он спит неспеленатый. Мы его будем свободно растить, без всяких притеснений.

Минсулу склонилась над племянником, обронив с плеча тяжелую косу, хотела взять его на руки.

— Нет, нет! — ревниво запротестовала Хаят. — У него еще головка плохо держится, а ты не умеешь обращаться с маленькими!

— Ох, горе мое! — шутливо посетовала Наджия, в свою очередь любуясь на диво повзрослевшей дочкой.

А отец, глядя на Минсулу, с особенной остротой понял, как обидно ей слышать такие слова от младшей сестренки. Ведь хороша она, умна, трудолюбива, а семейного счастья лишена…

— С тобой-то я нянчилась! — сказала Минсулу в самом деле с обидой и завистью. — Думаешь, ты была крепче этого лягушонка?

— Ой, какая ты злая! — вспылила Хаят.

Не дослушав пререкания дочерей, Ярулла взял кепку и вышел на улицу: вдруг тошно ему стало сидеть дома. Постоял во дворе, людном в выходной день, и, не зная, куда себя девать, зашагал к автобусному вокзалу: потянуло на промысел, туда, где впервые пришла идея бурить на воде.

Автобус катил среди полей, уже покрытых кое-где нежной и яркой зеленью озимых. И жатва шумела в полях… Казалось, никогда еще не было такого обильного урожая. Часто нынче лили дожди, громыхали, ослепительно сверкали грозы, и солнце грело изо всех сил. Дружно трудилась природа, помогая людям, занятым в сельском хозяйстве. У нефтяников дела тоже шли в гору. Особенно широко разворачивались они в Камске, у Груздева и Дронова. Радовался этому знатный буровой мастер, только слухи об Ахмадше бередили душу печалью: не спешил сын пойти с ним на мировую.

Растет теперь малыш у Хаят… Ярулла прикрыл глаза, ощутив, как гулко, бросая в пот и слабость, забилось сердце. Таким же был когда-то Ахмадша и очень любил купаться. Но ванночки тогда у Низамовых не имелось, и Ярулле приходилось держать ребенка на ладонях, чтобы он не захлебнулся в деревянной шайке. А когда Ахмадша научился сидеть, смеяться и ударять по воде ручонками, купание его превратилось в настоящее удовольствие для всей семьи.

Вот и Исмагилово. Высоко поднялись ажурные мачты телеантенн, у весело светлевших каменных домиков.

Выйдя из автобуса, Ярулла огляделся и неторопливо пошел, но не к диспетчерскому пункту, а к нагорью. Рядом с асфальтированным шоссе тянулся проселок, размятый тракторами. В березовой роще между деревьями явственно блестели на солнце нити паутины — предвестники погожей осени. Густая, нескошенная трава, вымахавшая на полянах и опушках, легко колыхалась, рассыпая по ветру созревшие семена. Прозрачен свежий воздух, и небо с редкими белыми облачками, пронизанными солнечным светом, распахнуто, словно весной. Земля радовалась урожаю, как молодая мать своему первенцу. Ярулла, свернув с шоссе, шагал по лесной дороге, смотрел на могучие дубы, на березы, но видел то отчужденное лицо Ахмадши, то бледную Минсулу, и кололи сердце запросто сказанные, но жестокие слова Хаят: «Ты не умеешь обращаться с маленькими!»

Такая же дивная погода стояла в тот выходной день в Камске. Предосенняя короткая теплынь околдовала округу, и почти все население хлынуло на берег реки, в леса и на озера.

А Надя работала. Рано утром, расставаясь с Ахмадшой, она сказала тихонько:

— Мой дорогой муж! Я хочу приобрести… — Она помедлила, шаловливо поправив, вернее взлохматив, его прическу. — Ты ничего не имеешь против?

— Все, что ты хочешь! — Он обнял ее, долгим взглядом любовно посмотрел ей в лицо, словно они расставались на целый месяц.

— Я хочу ма-аленького мальчика, и чтобы он походил на тебя, но назовем мы его А-ле-ша.