Рустам Валеев - Родня

Длинный Заки не вытерпел, пошел в дом и лег подремать на лавке в передней. Разбудила его возня ребятишек. Он поднялся, хлебнул из фарфорового чайника горькой заварки и вышел на двор. Филимонов и Апуш работали с прибаутками и смешками, как и всегда, когда люди видят завершение дела. Он тоже стал сыпать шутками-прибаутками:

— Мужику и сорока ремесел мало, орлы! На молочишко себе заработали, хе-хе!..

Ему отвечали весело, но как бы между прочим, между делом, и он очень скоро почувствовал себя лишним тут. Махнув рукой, он сел на приступок клетушки, но через минуту вскочил и, окликнув Апуша, отвел его в сторонку.

— О цене не договаривались? Ты, главное, спокойно… у меня деньги найдутся. Отдашь, как сможешь. Важно, чтоб машину исправить.

— Спасибо, — ответил Апуш. — Это ты правильно сказал: важно машину исправить.

— То-то! — сказал Длинный Заки и тихо засмеялся.

Работу заканчивали уже в сумерках. Оглянув машину, отнесли инструменты в клетушку, затем постояли, покурили.

— По такому-то случаю, — смущенно проговорил Апуш, — может, выпьете, а, мужики?

— Поезжай, сынок, — сказал Филимонов. — Ставь машину. Как раз успеешь.

— С устатку бы… — рассеянно проговорил Длинный Заки и тут же забыл о своих словах. Что-то его мучило, отвлекало и злило, и ничего он с собой поделать не мог.

Апуш выезжал со двора. Филимонов толкнул в плечо Длинного Заки:

— Идем, поужинаем. Домашненькая есть.

— Не пью, — сказал Длинный Заки.

Тот удивился:

— С каких это пор?

Но Длинный Заки не стал ничего объяснять и вдруг побежал к воротам. И успел-таки ухватить взглядом кузов автомобиля, мелькнувшего на повороте. Его охватила тоска…

Он долго ходил по улицам, то и дело останавливался и курил. Было ветрено, вдруг посыпался жесткий косой снег, и Длинный Заки спрятался в телефонной будке. Вынул из кармана пачку «Беломора» — пустая. Он смял пачку и швырнул ее в стекло. Рука сама собой сняла телефонную трубку и повесила опять. «Нет, — подумал он, — не может такого быть, чтобы никто не прознал! Небось заложили уже дружки-приятели. Однако машина в порядке — попробуй придерись… Филимонов дело свое знает. А что бы он делал, сопляк, ежели бы я не подвез его к Филимонову?»

…На третий или четвертый день он увидел Апуша, когда тот возвращался с работы. Он пошел, побежал почти навстречу ему.

— Что новенького, сосед? — спросил он, волнуясь.

— Да что?.. — Тот задумался, утомленно щурясь мимо Длинного Заки. — Сменщик мой уходит…

— Сняли?

— Да нет, сам попросился на дежурную машину. — Он помолчал. — Что еще? Меня в Бобровку переводят…

— С глаз долой, значит? — Он волновался все более, и все трудней было ему оставаться спокойным. — А ты… не переживай, одним словом, держись!

— Да я ничего… комнату сниму. А на воскресенья буду приезжать. Ты уж, дядя Заки…

— Присмотрим, присмотрим… ругается бабушка-то?

Апуш пожал плечами и не ответил на вопрос.

— Пойду я, — сказал он, — завтра вставать рано.

— Погоди!.. Наказание, стало быть, придумали?

— Да нет, машину передают в Бобровку. Приказ такой. Я уж привык к машине-то… поеду.

Длинный Заки поник головой, но в следующую минуту с откровенным изумлением поглядел на парня, и тот показался ему спокойным, недосягаемым для мелких чувств и слишком отвлеченным, чтобы догадаться о том, какое у Длинного Заки настроение.

Мать прихватывала рукой калитку, когда мы выходили со двора. Калитка была ветхая, едва держалась на единственной петле.

— На ночь запирайся покрепче, — говорил отец, — да, покрепче… — Он как будто силился вспомнить что-то важное, но уже взгляд его блуждал мечтательно и отрешенно.

Мать усмехнулась. Я тоже усмехнулся, глянув на плетеный забор, в котором зияла огромная брешь с остриями высохших талов — в эту брешь я еще мальчишкой лазил.

— Значит, запирайся… — повторил отец, не заметив, как мы переглянулись с матерью. В мыслях он давно уже был не здесь, а шагал пыльной дорогой. Однако же не спешил трогаться, ему, пожалуй, было достаточно и этого мечтательного состояния. Тогда я решительно поднял баул, в котором лежали туго свернутые два брезентовых плаща, рабочая одежда и печной инструмент. Отец вскинул на плечо холщовый мешок со снедью — вчера мать укладывала туда круто сваренные яйца, пресные лепешки, индийский чай в пачках, несколько пачек махорки. Она, снаряжая нас, думала, пожалуй, что мы пойдем вслепую, что нам предстоят мытарства, покуда мы найдем работу, — ведь ни я, ни отец толком ей ничего не объяснили. Отец между тем твердо договорился о работе в плодосовхозе, а плодосовхоз был всего в десяти километрах от города.