Николай Северин - Сын Олонга

Тохтыш копала кандык, а Итко, набивая сумы, отвозил домой, а когда солнце стояло на полдне, — разводили костер и пекли сладко-мучнистые корни кандыка. Мать лежала на траве, а Итко с собаками носился в камнях.

Бурундуки свистят по-птичьи и прыгают с камня на камень; Итко заляжет за камень с острой плиткой, нацелится и так резнет, что плитка в воздухе свистнет, а бурундук лапками вверх. Снимать шкурки Итко ловок: выхватит из-за пояса ножик, чик-чирик у задних лапок, вывернет сначала хвостик, в зубы его, а потом, отдирая ногтем, в два счета, как вареную картошку, облупит. Бросив бурундучье мясо собакам, Итко, махая шкурками перед дымом костра, спрашивал у матери:

— А откуда бурундук взялся?..

— Зародился в лесу…

— А откуда лес взялся?..

Тохтыш шевелила угольки в костре и рассказывала:

— После потопа летел ворон, держа души людей в клюве. Летел день, летел два и ночами тоже летел, а земля голая, черная, точно пожарище. Увидел ворон на одной горе мертвого марала. Сделал круг, снизился, но вспомнив приказ, пролетел около марала, хотя тот холодный был. И снова летел две утренних и две вечерних зори, отощал, из сил выбился, а лететь далеко надо: послал с ним Кудай души людей во все стороны земли. На пятой утренней заре увидел ворон мертвую корову, а глаза у коровы синевой застеклялись — так и манят голодного ворона. Не выдержал ворон и камнем вниз на корову бросился… И вылетели души из клюва… И зацвели из человеческих душ вечно зеленые кедрачи, душистые пихтачи и смолистые ельники…

Когда лес почернел и с полными сумами возвращались домой, Тохтыш, ехавшая впереди, круто остановила лошадь и крикнула:

— Белошей-орел с рыбой летит!

Итко встал на седло и прыгнул на ближайший сук и проворной белкой взлез на качающуюся вершинку.

Вечерняя заря играла отблесками на леднике, и, когда орел залетел в солнечные лучи, изгибом сверкнула серебряной чешуей рыба в клюве.

Итко крикнул матери:

— Харьюза большущего тащит!..

Итко напряженно вглядывался в улетающую с добычею птицу. Орел сел на отрог вершины Алтын-ту — Золотой горы.

На другой день вечером Итко стал собираться на опасную охоту при помощи орлов. Мать, качая головой, говорила:

— Ты, Итко, не знал еще беды. Когда орел тер о скалу клюв, сломался один рог мороза; он трижды воспел, и осыпался иней высокого леса; он шесть раз проклекотал, и солнце поднялось выше; подул теплый ветер, и сломался другой рог мороза, все пришло в движение: снег растаял, потекли ручьи. Орел — «дух-покровитель». Небесная птица, кровяная птица, истребитель мелкого зверя и крупной птицы. Берегись, Итко!

Итко, слушая мать, плел на голом колене волосяные петли и на материнский уговор упрямо ответил:

— На заре выезжаю, — охотиться за орлами.

Утром Итко не проспал солнце: оно еще не вынырнуло из ущелья, как Итко седлал лошадь.

Мать положила сырчиков, несколько горстей муки, кишку с маслом, а кандыка, кожунэ — много в горах есть.

Вместе с баранами, полезшими в горы, выехал Итко. Тонет тропа в цветистых зарослях нагорного луга. Сытая кобылица нехотя срывает сочные травники. Верхушки цветов бьют Итко по плечам, и он, точно злясь, сшибает их плеткой.

В набежавшем ветерке колышется розовая долина…

Пылинки цветов залетают в рот Итко, и он сосет их губами. Медовыми запахами, стынет земля.

Лошадь в лесных горах родилась и выросла, она ловко перескакивает валежины и обходит камни и ямы.

От сочных смоляных запахов слипаются у Итко глаза, но он, приподнимаясь на стременах, не спускает глаз с отрога Алтын-ту. Но не видно летающего орла и не слышно орлиного клекота. Вдали синеют ледники, играет солнце искристыми россыпями на снежных вершинах, в расщелинах гор от снегов вьются горные ручьи. Бьет копыта о каменистую тропинку лошадь; чем дальше к вершине, тем меньше сочных трав, исчезают леса, только в ветре качаются полуголые, кривые лиственницы да ярко горят альпийские фиалки, да стелется во мхах низкорослая, узловатая поросль полярной березки. Лошадь, путаясь копытами, спотыкается, но Итко, увидев пару летящих птиц, гикает, вытягивается и махает камчой. Орлы летят низко. Итко видит, что самка (которая меньше) тащит какую-то зверюшку, а самец блестит на солнце зажатой в клюве рыбиной.

Щелевидные монгольские глаза Итко, следя за летящей парой, еще больше узятся. Рысью по спиральной тропинке подъезжает он к скале, на которой орлиное гнездо. Под скалой, в тени, расседлал лошадь и под лиственницей на мхах растянулся отдыхать; под доносящиеся клекочущие звуки орлов уснул.