Илья Лавров - Девочка и рябина

Зрители гуляли по фойе, пили в буфете пиво.

Проводница рассматривала вывешенные на стенах портреты актеров. Она долго стояла перед портретом Северова. Ей нравилось его печальное лицо. Девушке думалось, что он живет как-то по-особому, живет умной, одухотворенной жизнью, но все же он, должно быть, не очень счастлив.

…А в это время Алеша мрачно ходил на сцене. Ему казалось, что он играл сегодня тускло, вяло, что на репетициях у него все получалось гораздо лучше. Он проклинал себя. Так бездарно сыграть на премьере! Морщась, злясь, он вышел в коридор и здесь столкнулся с Дьячок.

— Где ты пропадал, окаянный? Дай я поцелую тебя!

Она передавала отзывы публики, а он слушал удивленно и растерянно.

Воевода ласково похлопал его по спине.

— Да нет же, не может быть! Вы ошиблись! — уверял Алеша. — Я же сам чувствовал, как это было скверно! Вышел на сцену холодный, словно собачий нос!

Но, говоря это, он уже радовался каждой своей жилкой.

Второй акт он провел еще лучше, и ему три раза аплодировали.

Хотелось поделиться радостью с Касаткиным, но тот сидел на диване в уголке с какой-то очень хорошенькой девочкой и о чем-то увлеченно разглагольствовал. Когда антракт кончился, девочка ушла.

— Кто это? — спросил Северов.

— Дочка Осокина. Сенька, скотина, подводит ее ко мне и говорит: «Познакомьтесь, наш заслуженный артист республики»… Все допытывалась, как ей стать актрисой.

— Театр! Это замечательная штука! — Северов обхватил Касаткина.

— Осторожней, хвост оборвешь! — вырывался Никита.

На его веках были наклеены блестки. Глаза вспыхивали огоньками. Он покрутил хвост, проверяя — не испортил ли его Северов.

— Эх, Никита, все-таки здорово жить на свете! Дай мне хоть триста лет — не откажусь. Что бы ни было, чту бы ни было!

— Подожди, есть потрясающая новость! Караванов женится!

— Но-о! Молодец! На ком?

— На Юлиньке.

— Как то есть женится? — удивился Северов, думая, что Касаткин путает.

— Очень просто. Поплетутся в загс — и крышка.

Был человек — и не станет человека. Превратится в носильщика кошелок с базара! Тихоход, тихоход, а какую девочку заарканил!

Перед Северовым в тумане расплывалось измазанное коричневым гримом щекастое лицо, рожки, бесовские глаза, горящие огоньками.

Стрелами вонзились в тишину тревожные звонки помрежа.

— Алешка, твой выход, кажется, — Касаткин подтолкнул его.

Северов бросился на сцену.

Электрик наводил на лесную чащу лунно-зеленые прожектора.

В разных концах сцены во тьме прятались молодые актеры и выли по-волчьи, ухали филинами, квакали. Раздавались таинственные всхрапы, вздохи, слышалась возня. Вот захохотал в глубине темной чащи черт. Леший ответил издали зловещим воплем.

Сенечка крутил барабан из дощечек, на котором был натянут кусок шелка. Барабан терся об него, издавая завывающий звук ветра.

Сказочная ночь жила.

«Мне же выходить на сцену! — подумал Алеша. — Что я говорю? Взять себя в руки! Что я говорю?»

Сенечка подскочил, страшно зашипел:

— Выходи! Выходи!

Северов вышел. Под голой осенней березой стояла Юлинька в длинном черном платье-хитоне, с распущенными золотистыми волосами. Она молчала.

И Алеша молчал, мучительно стараясь вспомнить текст. Юлинька смотрела на него удивленно, испуганно. Алеша беспомощно оглянулся в сторону суфлера.

Вася Долгополов торопливо листал пьесу, отыскивал нужное место. Как всегда, увлекшись, он смотрел на сцену, а не в пьесу.

«Какая страшная», — еле двигая губами, подсказала Юлинька.

Северов вспомнил и встрепенулся.

Он старался думать только о том, что нужно для роли, делать только то, что уже срепетировано. И это ему удавалось.

Правда, играл он несколько горячее, быстрее — должно быть, боялся, что не сдержится, ослабнет воля.

Ах, как хорошо, что близился конец, шел последний акт.

Обыватели, темная сила мещан, погубили чистую любовь Мавки и Лукаша. Все рухнуло. Мещанство и красота несовместимы, как смерть и жизнь. Мавка превратилась в вербу. Потом ее сожгли. Разбитый, все потерявший Лукаш сидел под голой березой.

Звучал далекий, нежный голос Мавки, ставшей призраком:

Меркнет свет луны. Начинается густой снегопад. Устилает деревья, землю. Все белеет. Лукаш сидит без движения. Снег сделал волосы седыми, засыпал фигуру. И нет конца этому снегу. Лукаш замерзает…