Михаил Аношкин - Мой знакомый учитель

Грохнул взрыв, и танк закружился на месте с подбитой гусеницей. А между тем автоматчики, прикрываясь танком, сумели подойти к окопам почти вплотную. Горчаков бросил в них противотанковую гранату. Но это остановило врагов ненадолго. На пулемете оставался последний диск. И тогда Горчаков тоже вылез из окопа, прижал приклад пулемета к животу и, продолжая стрелять, зашагал навстречу автоматчикам. Те в ужас пришли, некоторые даже попятились: не ожидали такой смелости от русского солдата. Но чья-то очередь пришлась Горчакову по груди. Он остановился будто в недоумении и рухнул на спину. Однако автоматчики подошли к нему не сразу, а предварительно пустив в бойца несколько пуль для безопасности.

Туго приходилось Глазкову. Пулемет его захлебнулся. Кончалась лента, кипела вода в кожухе. Заклинило патрон, а фашисты уже лезли со всех сторон, кричали:

— Русс! Сдавайс!

«Живым намереваются взять». И Глазков снял с пояса гранату-лимонку, сжал ее в левой руке, выдернул кольцо и лег. В последний момент левую руку вытянул как-то машинально к ногам, выпустил гранату. Помнит сырой запах земли, крики фашистов, а потом грохнуло, толкнуло больно, и все провалилось в бездну…

Между прочим, тетка Марфа говорила, что она выколупала из тела Владимира двенадцать мелких осколков.

Сейчас даже не верится, что было такое. Может, приснилось? Владимир Андреевич взглянул на Лену, дрогнуло сердце: в глазах жены стыли слезы. Сидела она как-то неестественно прямо, уставившись на Мельникова, и наверняка не видела его.

Люся подошла к Владимиру Андреевичу, поцеловала его в щеку:

— За папу, за меня и за всех, всех.

Кто-то захлопал в ладоши, но сразу же понял, что хлопки неуместны, и умолк. В качалке заплакал маленький, все вдруг очнулись, задвигались, заговорили, а Люся поспешила на зов своего сына. И гости вспомнили, зачем, собственно, собрались они за этим праздничным столом, и снова зазвенели рюмками.

Владимир Андреевич и Мельников так весь вечер и проговорили о разных разностях.

И запись в дневнике:

«Были у Пестунов. Негаданная встреча с лейтенантом Мельниковым, с бывшим моим взводным! Сообщение тетки Марфы подтвердилось. Восемнадцать лет числился в списках Героев Советского Союза, и поди-ка ты! Узнал об этом только теперь. Рад? Конечно! Друзья мои, побратимы мои, Степан Горчаков и Микола Синица! Я помню вас, я знаю: это высокая награда и ваша награда! Будущим летом я непременно побываю на том нашем последнем рубеже, поведаю вам, друзья, о своей жизни».

На следующий день Мельников привел корреспондента «Советской России», который битый час донимал Владимира Андреевича вопросами и сфотографировал его на прощание. Пришло поздравление и от пионеров. Они приглашали Глазкова летом в гости. Настенька и Нюся рассказали в девятом все, что слышали у Люси, и Владимир Андреевич вырос в глазах учеников сразу на две головы. Но его они ни о чем не спрашивали, а он всеми силами старался доказать, что ничего, ровным счетом ничего не изменилось.

…В это утро Владимиру Андреевичу что-то нездоровилось — болела голова. В учительской, как обычно, прислонил к шкафу трость и хотел снять пальто. Возле него очутилась Анна Львовна, предлагая свою помощь.

— Разрешите поухаживать?

Владимир Андреевич был в плохом настроении, усмехнулся и сказал раздраженно:

— Благодарю вас, как-нибудь сам.

Он повесил пальто на вешалку, причесал волосы и обратил внимание на тишину в учительской, хотя преподаватели были все в сборе. Почувствовал неловкость: принесла же нелегкая эту Анну Львовну со своими услугами! Прошел к столу, но учителя по-прежнему молчали, и хотелось спросить: «Что произошло, черт возьми? Почему все, как в рот воды набрали?»

Зазвенел телефон. Лидия Николаевна взяла трубку:

— Да. Школа. Здесь, — и протянула трубку Владимиру Андреевичу. — Жена просит.

Лена редко звонила в школу, лишь в исключительных случаях. Что такое стряслось? Опять что-нибудь с Танюшкой? Утром отвел ее в садик, ничего, веселая была, сто вопросов задала, пока шли до садика. Может, с Леной что? Она в последние дни жаловалась на боли в груди. Отправлял в больницу, отказывалась, дескать, пройдет и так.

Владимир Андреевич, волнуясь, принял трубку от Лидии Николаевны:

— Слушаю.

— Ты, Володя?