Михаил Аношкин - Покоя не будет

Малев сокрушенно покачал головой:

— Представьте, Тонька Зыбкина, Прасковьина дочка. Кто бы мог подумать! Мать такая знаменитая. Между прочим, карбамидом.

И вдруг Малев словно застеснялся чего-то, потупил взгляд.

Олегу Павловичу стало ненавистно круглое самодовольное лицо собеседника. Буркнув, что ему некогда, зашагал к мосту. Потом потянуло оглянуться, и он оглянулся. Малев маячил на том же месте и глядел вслед. Когда Ивин оглянулся, бухгалтер потянул было руку к шляпе, снять, что ли, ее хотел, но спохватился и захромал к конторе по широкой пустынной улице.

«Вот идиот, — раздраженно размышлял Ивин, все еще поеживаясь от покалывания малевских глаз. — Живет же на свете злорадное племя, ничего ему не надо, только порадоваться чужой беде, без этого они не они. Говорят сочувственные слова, а нутро ликует. Так и Малев. Вроде бы сочувствовал Прасковье, а сам мысленно потирал руки. Мол, так-то! Хе-хе. Карбамидом десять высокоудойных… Попалась, голубушка! Вредное это племя, откуда только появляется.

Ивин заставил себя думать о другом. Какой смысл попусту раздражаться?

Но как же это стряслось у Тони? Вроде не первый день с карбамидом имеет дело и на тебе! Почему оплошка? Гадай не гадай — ничего не прояснится, пока не узнаешь подробностей. Главное все-таки не это, а то, что Медведев может ее под суд отдать, мужик крутой.

Лепестинья Федоровна не зря стыдила за Тоню. Ему передавали шепотком, с улыбкой: мол, вскружил девке голову, а он совсем и не собирался этого делать. Бабка Медведиха, как бы между прочим, предупредила:

— Ты Лепестинью-то не очень слушай, остерегайся Лепестинью-то. Мигом окрутит с какой-нибудь юбкой, право слово.

— Ворожея она, что ли?

— Мое дело остеречь, твое — на удочку не клюнуть. Девки-то разные бывают. Сказывают, на Тоньку Зыбкину заришься, на Прасковьину дочку?

Ивин неопределенно пожал плечами.

— Тонька ничего, — успокоила его бабка Медведиха, — блюдет себя. И Прасковья ничего, вот Трофим только скудает, шибко скудает здоровьем.

Тоню Олег Павлович и в самом деле выделил среди других девчат с первого приезда в деревню, это было почти год назад. Но сблизиться с нею по-настоящему так и не сумел.

Девушка она красивая, видная и, как однажды выразился тракторист Викул Петрович Медведев, «очень сдобная». Когда-то сам Викул имел большие виды на Тоню, ухаживал, говорят, даже предложение делал, но получил от ворот поворот и женился на рябой Нюрке Зыбкиной. Ревнивой и разбитной бабенкой оказалась Нюрка. Викул хоть и женился, но при каждом удобном случае вертелся возле Тони, завлекал смешными разговорами, иногда пускал в ход руки. Тоня посмеивалась, но рукам давала сдачи и стращала ухажера ревнивой женой. Нюрка узнала об этих ухаживаниях, устроила мужу громкую сцену, даже поленом замахнулась. Пришлось Викулу укротить прыть, а скоро появился у них сын, который окончательно приковал Викулу к Нюрке. Пожалуй, из-за нее Медведев Иван Михайлович открыл на центральной усадьбе ясли. О них толковали давно. Однако было недосуг, откладывали с весны на лето, с осени на зиму. Нюрка принесла сына в кабинет, положила на стол перед оторопевшим директором, сказав:

— У тебя своих младенцев нет, поводись с моим. Мне на работу надо, — и ушла.

Медведев, придя в себя, ругался почем зря, стекла дребезжали в окнах, вызвал Лепестинью Федоровну, вручил ей Нюркиного отпрыска:

— Водись до вечера, там разберемся.

Разбираться было нечего, пришлось директору раскошеливаться и открывать ясли.

Нюрка тоже доярка, на одной ферме с Тоней работает. Эта бабенка ловкая, вывернется из любого положения, а вот Тоня попала в беду. Наверно, коровы раствора карбамида напились и подохли. Не иначе.

Эх, Тоня, Тоня… Нравится девушка, очень нравится, взять бы да подойти и сказать начистоту. Что страшного? Хотел однажды проводить из клуба и объясниться, все как будто шло хорошо, из клуба вышли вместе, а потом руки и ноги свинцом налились, мысли вдруг словно выветрились, язык распух во рту — не двигался. Какое-то наваждение. Она убежала, ему до сих пор стыдно.

Потом утешал себя — что ни говори, а он старше ее на десять лет. Утешители толковали, будто такая разница для мужчины невелика, а самая нормальная. Но Олег Павлович твердил себе, что он для Тони неровня. Упорно твердил, это, особенно тогда, когда видел, что Тоня с кем-то разговаривает охотнее, чем с ним.

Да, ошарашил меня новостью Малев. Может, не ездить к Лихареву? Повернуть на ферму, благо до нее рукой подать — вон за той березовой рощей. Вот переполох-то будет. Подумают, что пришел следствие наводить, как-никак районное начальство. А ему не до следствия. Он представил Тоню убитой горем, в слезах. Нет! На ферму сегодня дороги не будет. Собирался к Лихареву, к нему и поедет. Там нужнее, у Лихарева техника простаивает из-за семян.