Преображенский перестал плакать.
— Простите, Виктор Терентьевич, слабость старика. Конечно, от большевиков я всего ждал, но только не этого… Конечно. Нужно преисполниться мужеством, чтобы мстить, чтобы свергнуть этих ужасных бандитов.
Полковник достал из кармана платок, громко высморкался, потом распечатал конверт и приступил к чтению письма.
— Но, господа, это невозможно, — сказал он, когда окончил чтение. — Наш вождь рекомендует мне во что бы то ни стало удержать бригаду на позиции. Несмотря на отделение от центра, в солдатской среде брожение. Одна только наша бригада из всей армии осталась на фронте, и то только потому, что она изолирована двухнедельной дорогой. Я принял ее в ужасном состоянии, с трудом пристроился. Правда, веду свою работу. Но солдаты повинуются постольку, поскольку мои приказы не расходятся с волей комитета, поскольку нет военных действий и наконец нет транспорта для перевозки.
— Невозможного ничего нет, Ксандр Феоктистович. Я берусь вам доказать обратное. В бригадном комитете есть большевики?
— Да.
— Есть члены комитета, что на вашей стороне?
— Почти нет. Два офицера, и те боятся за себя.
— Это не беда. Каким образом вы сноситесь с центром? Разумеется, срочно?
— Установили искровую станцию.
— Ну, вот, слушайте внимательно. Я у вас не поручик Сергеев, а комиссар Совета народных комиссаров Сергеевский.
— Но…
— У меня в полном порядке документы. Задача состоит в том, чтобы на два-три месяца задержать здесь, у персидской границы, бригаду. Турки, разумеется, не посмеют воевать. А союзникам важно выиграть время. Кстати, английская миссия пересылает вам пять тысяч фунтов на это предприятие.
— Спасибо. Но как же все-таки…
— Все продумано. Завтра утром отсюда я направлюсь в бригадный комитет, поговорю, дам директивы. Тем временем вы подготовите своего человека на радиоприемнике.
— Но там масса солдат.
— Нужно устроить, где можно, купить. Дайте пятьсот фунтов за ложную депешу и молчание.
— Нет, уже лучше из ваших сумм.
— Конечно. Остальное все будет отлично.
— Но как же я? Ведь со мной расправятся, как только выяснят.
— Недели через три, судя по обстановке, вы сдадите кому-нибудь бригаду и уедете на север. Кстати, в Екатеринодаре полковник Филимонов. Он вас с удовольствием примет.
— Разве он еще не генерал?
— Нет, но будет. Мы там готовим переворот.
— Хорошо, будем действовать. Но предупреждаю, мы рискуем жизнью.
— Господин полковник, — сказала Баратова. — Эти слова не похожи на вас.
— Сударыня, я не о себе.
— Тогда не обо мне ли? Не беспокойтесь, пожалуйста, я риск люблю. Кстати, я остановлюсь у вас, как ваша родственница.
О, пожалуйста.
* * *
Побродив по городу, около десяти часов утра Сергеев смело вошел в помещение бригадного комитета.
В комнате, засоренной окуркам, бумажным мусором, за простым, деревянным столом сидело восемь военных — двое офицеров и шестеро солдат. Как видно, шло заседание. На вошедшего никто не обратил вникания, и поручик, усевшись на свободной скамье у окна, стал внимательно вслушиваться в разговор.
— Мы, как большевики, обязаны подчиниться, — говорил надтреснутым голосом приземистый коренастый русобородый солдат.
— Сами слышали радиу «Всем, всем, всем». Мир, и больше никаких. Зачем же нам сидеть тут? Бают, армия вся ушла.
Ему возражал солдат, высокий, худой, как щепка, с пушистыми белыми усами.
— Пока нет приказу — нельзя. Мы не против мира, но нужно в порядке чтобы. Вот получим приказ и сымемся с фронту.
— Чего нам приказ. Слышали, небось, приказ по радио: «Мир солдатам, долой грабительскую». Солдаты ж требуют.
— Нельзя так, товарищ Мирошин, — в один голос возражали оба офицера. — Все мы революционеры. Но все мы пока на военной службе и обязаны ждать приказа. Кроме того, у нас нет продовольствия. Нужно им запастись. Ведь около трех недель потребуется на переход, пока мы дойдем до железной дороги.
— А солдаты говорят, что офицеры продались. Нужно, мол, самим.
— Вы же подстрекаете!
— Чего там, подстрекаем!
— Один шаг до бунта.
— Солдаты все равно снимутся.
— Нет. Надо не допустить.
— Вот увидите.
Сергеев поднялся со скамьи, подошел к столу и сказал удивленным членам комитета:
— Солдаты оставить фронт не должны.
— Почему?.. Кто такой?
— Что ты за птица?
— Не должны потому, что такая воля советской власти.
— Откуда знаешь?
— Брось пули отливать.
Читать дальше