Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

— Миленькие, они же умрут ведь. Дайте, век не забудем.

Узкоглазые заговорили о чем-то между собой, особенно горячился моложавый.

Наконец они, как видно, договорились и замолчали.

— Твоя Марушка? — спросил из-за костра один.

— Нет.

— Его?

— Пускай продаст, — калым дам.

Гончаренко, нахмурив брови, вместо ответа промолвил:

— Пойдемте, товарищи!.. Это звери, а не народ.

— Нет, я попрошу еще, — возразила Маруся.

— Не дадым, — отрезал самый старый из-за костра.

Тогда Гончаренко силой увлек за собой товарищей.

Шли у моря. Но женщина вдруг повернула обратно.

— Идите, миленькие, прямо морем… Я сейчас.

— Куда ты?

— Нужно.

— Не пустим.

Но Маруся уже быстро скрылась в песках.

Гончаренко сжал руку Кузуева.

— Идем. Она пошла к ним.

Они быстро зашагали в обратную сторону.

Вот костер. Гончаренко быстро подошел к нему и спросил у сидевших истуканами людей.

— Где жена?

— Ушла.

— Куда ушла?

— На юрту.

— Говори, где юрта?

— Не знаем. Уходы, — застрелым.

Василий до крови раскусил губы. Его душило бешенство. Но у киргизов в руках сверкали наганы.

Бросились они искать Марусю. Но везде суглинок, пески, пучки саксаула, но ни жилья, ни человека.

Сбились они с дороги. Около часа блуждали и наконец измученные пришли к морю. Хмурые, пошли берегом на восток, на пути крича охрипшими голосами:

— Маруся… Маруся!..

Но ответа не было. Женщина исчезла.

…Снова жаркий день. Нечеловеческие муки жажды и голода. А к вечеру вернулась она, изнуренная от усталости. В руках Маруси был мех с водой и плетеная корзина. В корзине находился хлеб, вареная баранина.

Целый день провели они на одном месте у моря, подкрепляясь едой, набираясь силой.

А вечером Маруся сказала Василию:

— Я придушила его.

Гончаренко молча обнял и поцеловал ее, заплакавшую от радости.

Ночью они пошли в дальнейший путь.

Попрежнему глухо шуршали волны о берег. С синего неба гляделись в воду многоцветные звезды. Местами над морем клубились туманы.