Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

— Товарищ Кворцов, автомобиль ждет.

— Поедем, Щеткин.

Кремль уже был очищен от юнкеров, когда к нему подкатил автомобиль ревкома. Щеткин, который видел Кремль только издалека, с удивлением смотрел на древние стены его, местами разрушенные бомбардировкой, на дворцы, колокольню Ивана Великого.

— Здесь бы нашему правительству быть, — сказал он, повернувшись к спутнику.

— Может быть, будет, — ответил Кворцов. — Погоди-ка. Вот раненых несут. Все юнкера.

— А наших нет?

— Наших тут не было.

— Как не было? Разве пленных они не брали?

— Да, в самом деле. Узнай, Нетерин, нет ли где наших теплых.

— Есть. Шесть человек мертвых, как видно, расстреляли перед сдачей, — ответил голубоглазый, светлоголовый великан. — И еще есть двое раненых. Один без памяти, другой очень слаб. Их обнаружили в темной комнате, возле трупа зверски замученной девушки.

— Где они, проведи нас к ним.

В углу дворцового коридора рядом лежали шесть трупов. Судя по одеждам, это были рабочие. Тела их были зверски искалечены, особенно лица. В стороне, на носилках, распластались двое раненых. Один из них тотчас же приковал к себе внимание Щеткина. Был он одет в окровавленный, изорванный матросский костюм.

— Стойте-ка! — крикнул Щеткин. Подбежал к раненому. — Так и есть, матрос Друй.

— Как, Друй? — изумился подошедший Кворцов. — Ведь он убит при взрыве автомобиля. Смотри-ка, на самом деле.

— Друй! Ты слышишь нас? — громко спросил Щеткин.

Точно лениво, медленно поднялись веки глаз. Раненый посмотрел и, как видно, узнал Щеткина.

— Ну и обработали тебя, Савелий. Кто?

— Юнкера и офицеры, — шопотом ответил матрос.

— Пытали, что ли?

— Да… Палачи.

— Ну, больше не смогут. Мы победили.

— Победили? — Волнение краской разлилось по лицу раненого. — Победили? А где же офицеры? Все ли они убиты… Вы расстреляли их?

— Нет, пленные освобождены и отпущены.

— А… а… Дураки вы, дураки, — закричал вдруг громким голосом Друй. — Отпустили врагов… Ядовитых…

Раненый заметался на носилках, будто в предсмертной агонии.

— Правильные его слова, — заявил сумрачный Щеткин. — Зря отпустили. Придется еще нам повозиться с этими паразитами.

— Вовсе не зря, — возразил Кворцов. — То, что между ними есть палачи, в этом никто не сомневается. Но пролетариат не только грозный боец — он милостивый победитель. Рассуждая так, как ты, следует всех юнкеров, дворян, офицеров, георгиевских кавалеров, купцов, ударников, попов, кадетов, меньшевиков и еще многих — всех уничтожить.

— Вот и намнут нам генералы бока, — не слушая его, пробурчал Щеткин. — Они-то не милостивы.

— Товарищ шофер, давай в гостиницу «Дрезден».

Машина лихо подкатила к зданию, сильно потрепанному боевым огнем. Выбитые стекла, зияющие дыры в стенах, масса штукатурки, обломков кирпича, битого стекла на панелях говорили за то, что в этом месте происходил сильный бой.

— Товарищ Щеткин, ты мне пока не нужен. Ступай отдыхать. А я на заседание Московского комитета. Быть тебе — не обязательно. Вопросы стоят внутренние — об организации власти, о многом другом, создадим комиссию по проведению похорон. Послушать интересно, но ты устал. Отдыхай хорошенько. А с завтра начнем созидательную работу. Где твой дом?

— У меня нет его.

— Как, ты в Москве один?

— Да.

— Так поезжай, брат, ко мне на квартиру. Я напишу записку.

Но Щеткин вспомнил о Варином приглашении и сказал:

— У меня тут знакомые есть.

— Ну, тогда ступай к ним. Товарищ шофер, подвези его, пожалуйста. Куда тебе? К М. мануфактуре? Ну, вот. Кати. А потом, товарищ шофер, тоже поезжай отдыхать.

Машина тихим ходом, временами останавливаясь, зашуршала колесами по улицам Москвы. Погода стояла осенняя, сырая и мрачная. Моросил мелкий, холодный дождь. Щеткин, сидя в автомобиле, внимательно смотрел по сторонам.

Всюду виднелись следы борьбы — окопы, баррикады, простреленные стекла окон, дымящиеся особняки, пучки изорванных телефонных и телеграфных проводов, змеи электрической трамвайной тяги, вывороченные из мостовых камни, сваленные столбы, неподобранные трупы.

Так ехали они до тех пор, пока наконец не наткнулись на баррикаду, преграждавшую собой всю улицу. Тут Щеткин распрощался с шофером и дальнейший длинный путь проделал пешком.

У многоэтажных казарм фабричных общежитий разгуливали вооруженные рабочие пикеты. Щеткин без труда разыскал квартиру Кисленко. Откашлявшись, он постучался. Дверь открыла ему престарелая, полная женщина, закутанная в темную шаль.