Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Флегонт объяснил причину задержки. Выслушав его, Крупская сказала, что хотя он и приехал почти к концу съезда, тем не менее работа ему найдется, и тут же навалила на него гору поручений, которые Флегонт должен был выполнить без промедления.

— Я бы хотел узнать, что было на съезде, — заметил Флегонт.

— Рассказывать долго, но есть протоколы, их дадут вам.

Назвав адрес, где Флегонт должен был поселиться, и сказав, кто из делегатов проводит его туда после окончания заседания, Надежда Константиновна поспешила навстречу Владимиру Ильичу.

Оживленно жестикулируя, он возвращался в зал с Плехановым. Тот слушал его с непроницаемым лицом. Встретившись с взглядом Ленина, Флегонт поздоровался с ним. Ленин приветливо кивнул ему и продолжал разговор с Плехановым.

Георгий Валентинович оглянулся и пристально посмотрел на Флегонта, потом с жестом в его сторону спросил Ленина, кто это.

Ленин подозвал Флегонта.

— Извините, что я так бесцеремонно встретил вас, — торопливо сказал он, — но у нас тут такие дела!.. Впрочем, об этом потом. С вами хочет познакомиться товарищ Плеханов. Вероятно, слышали о таком?

Плеханов улыбнулся.

— Ваш земляк, между прочим, — заметил Ленин. — Если не ошибаюсь, — он обернулся к Флегонту, — ваше село недалеко от имения батюшки Георгия Валентиновича?

Флегонт сказал, что это совсем близко и он бывал там.

— Я побеседую с вами в свободную минуту, товарищ. — Плеханов, очевидно, не расслышал фамилию Флегонта. — Значит, вы из крестьян?

— Коренной мужик, товарищ Плеханов.

— У нас с Владимиром Ильичем бесконечные споры насчет крестьянства, — усмехнувшись, проговорил Плеханов. — Так что вы для меня просто находка.

— Таких находок, товарищ Плеханов, много сыщется, — весело ответил Флегонт. — Растет наша сила на деревне.

— Слышали, слышали? — оживленно подхватил Ленин. — Георгий Валентинович, будь это вам известно, препорядочный скептик в смысле наших упований на крестьянство, то есть, разумеется, на беднейшее крестьянство и на его роль в революции.

— Что ж, видно, придется мне лечить Георгия Валентиновича от скептицизма, — рассмеявшись, сказал Флегонт.

— Ишь ты, какие словечки знает! — в свою очередь, рассмеялся Плеханов.

— Всему обучишься за десять лет, товарищ Плеханов, — ответил Флегонт, давая понять Георгию Валентиновичу, что он не новичок и уже давно обтесался среди просвещенных людей.

— Десять лет? — Плеханов поднял на Флегонта глаза, всегда подернутые дымкой задумчивости. — Десять лет в организации? — переспросил он.

— В предварилке сидели стенка в стенку, — сказал Ленин. — Угощал меня каждый день пением. Отлично поет «Вечерний звон»…

— Песня, которую я тоже очень люблю, но уже давно, очень давно не слышал, — с печалью признался Плеханов.

— Дело поправимое, — заметил Флегонт.

— Да, да, непременно хочу вас послушать. — И, обратившись к Ленину, спросил: — Может быть, начнем?

— Да, да, — заторопился Ленин. — Вы устроились? — спросил он Флегонта.

— Устроен, устроен, — успокоила его Крупская. — Мне надо тебе кое-что сказать. — Она отвела Ленина в сторону и несколько минут разговаривала с ним вполголоса.

Плеханов позвонил в колокольчик. В зал группами и поодиночке начали собираться делегаты.

Флегонт, разыскав человека, с которым должен был идти в город, покинул съезд.

На заседаниях он бывал редко. Сорок три делегата с решающим голосом, восемь с совещательным, гости из партий Польской и других, приезжающие и уезжающие, были на попечении Флегонта. Завтраки, обеды и ужины, гостиницы, поездки по городу в свободные часы, подготовка к очередному заседанию, переписка протоколов (каждый протокол предыдущего заседания утверждался на следующий день), хлопоты о том, чтобы Владимира Ильича ничем не отвлекать от работы съезда, помощь Крупской, претензии делегатов — все это лежало на Флегонте и еще двух товарищах, к сожалению, не слишком одаренных организаторскими талантами.

Лишь ночью, забрав у секретарей протоколы съезда, он знакомился с тем, что там происходит. Чтобы понять весь ход прений, Флегонт читал протоколы и тех заседаний, к началу которых опоздал.

Помимо всего прочего, особенно интересовала его та часть Программы, где говорилось о крестьянстве. Он представлял, скольких трудов стоило Владимиру Ильичу отбить наскоки оппортунистов на крестьянскую часть Программы. Вопя о нереволюционности мужика, они разоблачали сами себя: нежелание и боязнь поднимать массы на революцию были слишком очевидны. Союз рабочих и крестьян они отвергали с пеной у рта.