Михаил Соколов - Искры

— Яшка, Алена, сейчас же домой, там распытаемся. А тебе, барышня…

— Не тебе, а «вам»? — поправила Оксана.

— Не велика шишка, знаем, чья… А тебе… — Но Яшка не дал ему сказать.

— Идите домой, батя. Не срамите себя и нас с Аленкой, раз не умеете обращаться с образованными людьми.

Этого Нефед Мироныч не мог снести. Расставив ноги, он зычно процедил сквозь зубы:

— А-а, паршивец, так ты с отцом, значит? Отца учить, как обращаться со всякими…

— Замолчите! — на всю хату крикнул Яшка, так что девчата испуганно переглянулись — не свет ли перевернулся, что сын так разговаривает с отцом?

— Пойдем, кум! Ну, и за каким лешим нас занесло сюда, дураков старых? — поспешил вмешаться Калина. — Это ж наши казачата веселятся, и управляет ими сын твой. Пошли, пошли! — потащил он Нефеда Мироныча за рукав к двери.

— Ну, придешь ты у меня домой! — вращая белками, грозился Нефед Мироныч. — Мы с тобой погутарим… Я с тобой потолкую, бродяга!

Яшка заложил руки назад и, как бык, наклонив вихрастую голову, двинулся на отца. Лицо его с черными усиками побледнело, в темных глазах сверкали злые огоньки, на лакированных сапогах, на бронзовой цепочке вспыхивали блики, белая рубаха была полурасстегнута, шаг — уверенный, и в этом блеске наряда его, в тяжелой, смелой поступи было что-то значительное, привлекательное и страшное.

Все расступились перед ним, и каждый ждал, что произойдет, но атаман решительно дернул за руку опешившего кума, и оба скрылись за дверью.

Федька, взяв гармошку, тихо сказал Леону:

— Вот он, настоящий Яшка! И это он — молодой, а как оперится? — и заиграл плясовую, весело подмигнув Насте. Та улыбнулась и пошла по комнате, отбивая чечетку.

Долго продолжалась вечеринка. Когда расходились по домам, Яшка провожал Оксану. Он был хмур и молчалив и со стыда готов был отречься от отца.

— Это вы всегда так с отцом разговариваете, Яков? — спросила Оксана.

— Нет. А что?

— Нехорошо. Тем более при посторонних людях.

Яшка пожал плечами и сказал тихим, искренним голосом:

— Он оскорбил вас, а это все одно, что мне дать пощечину. Скажу по-правде, Оксана: я хотел ударить его. Довелись нам еще так говорить, мы подеремся. Вы слышали мои слова в саду возле речки. Как хотите думайте обо мне, но вы мне дороже родного отца, Оксана, и нравлюсь я вам или нет, а без вас мне жизнь не жизнь.

Оксане хотелось сказать, что она не думала об этом и думать не будет, но у Яшки было такое мрачное настроение, что она боялась, как бы он не наговорил ей дерзостей. И она промолчала.

Яшка понял это по-своему и продолжал:

— Вам сейчас мои слова, может, не по душе придутся, но мне нечего таить от вас. В следующий раз вы меня тут не застанете.

— Не застану? — удивилась Оксана. — Куда же вы денетесь?

Яшка усмехнулся.

— Я вам так скажу, Оксана: на этот хутор, на отцов этих мне тошно стало смотреть, а не только слушать их. Не знаю, от ваших ли книжек, — сделал он ударение на слове «ваших», — или от слов ваших про то, что такая хуторская жизнь варварством и дикостью называется, но за последний год я себе места тут не могу найти. Опротивело все до тошноты, дикость эта ихняя, измывательство над людьми, жадность отцова, и самое главное — эти допотопные понятия о жизни…

— В чем же именно?

— Во всем: в хозяйственных делах, в любви даже.

— В любви? — с усмешкой спросила Оксана.

— Да. Вот, к примеру, — Яшка хотел сказать: «Вы нравитесь мне, но отец не разрешит мне жениться на вас», но сказал — Вот, к примеру, идут впереди нас Аленка с Левкой и воркуют, как голубки. А того не понимают, что пожениться с Левкой отец ей не позволит. Ну, а какое ему дело, спрашивается? Казацкая кровь размешается? Капитала у Левки нету? Подумаешь, велика беда!

— Значит, вы бунтовать вздумали против отцовских порядков? Однако вы смелый, Яков, — заметила Оксана.

— Будешь смелым, коли они, эти порядки, никакого разворота не дают. Я так смотрю на жизнь: ты делай, что хочешь, а мне не мешай. Может, я зайцев буду стрелять и в Москву отправлять, — это никого не касается. Каждый волен делать то, что ему любо. Вот и сегодня: ну, зачем атаман и отец явились? Показать свою власть и разогнать нас по хатам. А какое им дело?.. Не хочу я, чтобы атаман и старики совали нос в мои дела, — со злобой сказал Яшка и, помолчав, как бы подбирая слова, продолжал: — Вот почему я такой и «бунтую», как вы сказали. Не могу, не хочу так жить, и все одно добьюсь своего, как бы отец ни крутил. Он открутил свое…