Петр Смычагин - Тихий гром. Книга третья

— А вы, Иван Федорович, знаете о том, что кадетский лидер Милюков неустанно трезвонит о необходимости сделать ближайшей задачей русской политики приобретение проливов и Константинополя?

— Что же, я должен отвечать за кадетские выдумки? — вопросом же ответил Иван Федорович.

— Э-э, нет, — обрадовался Геннадий, видя, что «щука» сама идет к нему в ловушку. — А вы слышали, читали где-нибудь, чтобы Дума не согласилась с Милюковым, чтобы царь сказал, что ему не нужны Дарданеллы и Константинополь?

— Не слышал, — признался Кестер и завозился на лавке, будто под него насыпали гороху. Он шумно затянулся из угасающей трубки и, видя свой провал, попытался выбраться из него: — Это хорошо, что правительство и Дума помогают царю, а не ссорятся с ним. Трон, значит, не шатается, крепко стоит.

Зурабов молчал, но видно было, что в молчании этом не укрощается гнев, а вроде бы скапливается, давит на запоры и вот-вот сорвет их. Ему противно было видеть наглую изворотливость Кестера, но еще больше бесила недосказанная угроза, намек на тюрьму. Зурабов, Бурков да и некоторые мужики давно, хотя и смутно, подозревали в этом человеке доносчика. Сегодня же он почти признался в этом.

— Ну, хорошо, — продолжал Геннадий с едва заметной улыбкой. — Очень хорошо. А вы лично, Иван Федорович, причисляете себя к царской верхушке или к простому народу?

— Я не люблю таких шуток, — обиделся Кестер. — Кто же я есть, если не народ!

— Прекрасно! — подхватил Геннадий. — Стало быть, царь, Милюков, Родзянко, Горемыкин и иже с ними правы, когда говорят, что интересы правительства и интересы народа в этой войне вполне совпадают?

— А как же иначе? Если каждый пойдет в свою сторону, то кто защитит государство от врагов? И что же будет делать правительство без народа, без нас?

— Хорошо. Раз ваши интересы вполне совпадают с милюковскими, то скажите, объясните нам, для чего лично вам нужны — Дарданеллы и Константинополь?..

Кестер сердито засопел, неловко скрючившись за столом, и начал набивать свою трубку табаком. А Рослов Макар вклинился тут.

— Господа хорошие, — обратился он вроде бы ко всем, но глядя на Буркова, — припоздал я чуток, оттого, видать, и не разберу никак, что это за такие Драданеллы и кто такой Константинополь. Растолкуйте, Христа ради, темному человеку.

— Охотно, — согласился Геннадий. — Дарданеллы — это пролив между Европой и Малой Азией…

— Это, что ж, и большая Азия, стал быть, есть? — не откладывая, спросил Макар.

— Есть. Между прочим, на ее территории мы и живем. А Константинополь — главный город Турции, большой порт, тоже в тех краях находится.

— И далеко они отсель?

— Да отсюда-то порядочно, тысячонки три верст наберется, либо поболее. И то ежели напрямик ехать… У вас там, случайно, нет ли каких-нибудь деловых интересов?

— Чегой-то не припомню, — пыхнул цигаркой Макар, — кажись, нету. Вот как в солдаты возьмут, може, чего и появится. Для ентих самых Драданеллов, небось, и берегут меня. Чтоб я на штыке преподнес их царю батюшке и всей его компании. А мне в награду крест посля березовый потолще вытешут.

— Да, да. Вы хоть и опоздали к разговору, но, кажется, уже кое-что поняли. Ну, а вам, Иван Федорович, для какой же все-таки надобности края те дальние, турецкие?

Кестер жадно курил, не находя, видимо, нужных слов. Ответил вместо него Зурабов:

— Он и в Турцию не откажется поехать, и даже магометанскую веру примет, ежели там кусок земли дадут. Воюет же его сын против родных соотечественников на германском фронте!

— А казаки тама, в Турции, есть? — пошутил было Макар.

Но тут Кестер грохнул кулаком по столу — искры из трубки посыпались, огонь в лампе испуганно дрогнул. И, глядя на Зурабова остекленелыми глазами, понес, как ошалевший конь по ухабам:

— Да, да! Мой сын воюет. Он имеет царскую награду, его произвели в офицеры! А ты, черная обезьяна, глубокие тут ямы копаешь, чтобы от фронта спрятаться!

Зурабов, как ужаленный, вскочил на другом конце стола. Никто не заметил, когда в руке у него появился браунинг. Кестер тоже поднялся на ноги, отступил вправо от стола и, сунув волосатую жилистую руку за пазуху, выдернул оттуда точно такой же браунинг. Тихон бросился к Зурабову, а Макар с Геннадием — к Кестеру.

— Яков Ефремыч, Яков Ефремыч! — твердил Тихон, отталкивая руку с пистолетом. — Чего ты с ним связался!

Макар ломанул Кестеру руку, на вывих — пистолет выпал из нее, а Геннадий отшвырнул его ногой под порог.