Петр Смычагин - Тихий гром. Книга третья

— Ей-бо?

— Да чего ж бы мне врать-то, коль не укрылась я от тебя? Отсель и Васю на войну проводила…

— М-мм, — о многом враз догадался Макар. — Вот отчего, стало быть, удрал он в ентот раз прямо в ночь. И провожать, никому не велел.

— Вы уж на его не серчайте, — вступилась за Василия Катерина. — Только нам та ночка на двоих и досталась… На станцию-то не ходила я его провожать: полхутора тут наших было на про́водах, да и из станицы, небось, не меньше.

— Пишет он тебе аль как? — с надеждой спросил Макар.

— Писал, — прослезилась Катерина, — часто писал, да теперь уж, никак, с полгода ничего нету. А у вас-то слышно чего-нибудь про его?

— Да вот и я туда же с котомочкой топаю, — сказал Макар, будто не слыша вопроса и стараясь хоть на время уклониться от главного, — на станцию пока, ну а там, глядишь, в скорости и с германцем встренуться пофартит. Не видались ведь с им, считай, сроду.

— А тетка Дарья-то где ж? Никто, что ль, тебя не провожает?

— Заворотил я ее от татарских мазарков домой. Чего ей тут до вечера со мной колготиться!

Выглянув из-за плеча Макара на дорогу, Катерина дрогнула, как от грома, побледнела и, ткнувшись лицом в его распахнутую грудь, страстно запричитала:

— Спаси, спаси мине, дядь Макар! Не выдавай!

— Чего ты? — не сразу понял Макар.

— Да все они, все вон едут: и свекор-батюшка, и свекровушка, и Кузька с ими…

Запахнув ее полами полушубка и прижав к себе, Макар из-за поднятого воротника покосился на дорогу и увидел уже проехавшую в дровнях семью Палкиных. Сзади за санями на привязи шел строевой гнедой конь Захара Ивановича. За ним тянулась целая вереница подвод с казаками и бабами станицы Бродовской.

Казаки ехали хмурые, невеселые. Бабы с ними — поникшие и убитые. А на одной подводе, где-то в хвосте обоза, собралось человек пять молодых казаков. Эти зубоскалили и ржали на всю улицу. Увидев у ворот мужика в обнимку с бабой, они смекнули, видимо, что тут прощаются не муж с женой, и понеслось оттуда:

— Гляди, гляди, как он ее жмет! И людей не совестится.

— Худое дело, коли жена надоела! К суседке, видать, прилабунилси.

— А у наших казаков обычай таков, — выкрикнул кто-то постарше, уже издали, — поцеловал куму, да и снасть в суму!

Замыкал обоз Иван Васильевич Смирнов. Он ехал на высоком чалом коне в полной казачьей обмундировке, с шашкой на боку. На выкрики молодых нахмурился, провел рукой по широкой бороде, будто погладив ее, и зычно крякнул, ничего не сказав. Но голоса́ враз поникли, сгасились, уходя вдаль.

— Проехали, что ль, черти окаянные? — шепотом спросила Катерина, все еще прижимаясь к Макаровой груди и боясь шевельнуться.

— Проехали, — вздохнул Макар, только теперь поняв горькую участь этой женщины: ведь ей и по улице-то ходить опасно.

Катерина отодвинулась от него к воротам и, вытирая слезы, опять спросила:

— Дык про Васю-то чего ж ты ничего не говоришь?

Макар снова в карман за кисетом полез, нахмурился, долго с цигаркой возился и, прикурив, тяжело выговорил:

— Бумага пришла, будто бы пропал он без вести…

Катерина не заплакала. Словно голую в прорубь ее опустили. Задохнулась и через силу выдавила:

— Давно?

— Вчерась… Не видал я той бумаги. Сказывают, и Шлыковым такая ж бумага об Гришке пришла.

Не удержалась бы, наверно, Катерина — в голос бы заревела, но снова сжалась вся и приникла к Макару.

— Чего там опять? — тихонько спросил он, втягивая голову в воротник.

— Трое конных полицейских вон поехали, а с той стороны ровно бы ваш дядь Мирон едет.

— На нас глядели они?

— Кажись, нет. Разговаривают об чем-то.

— Ну и местечку ж мы выбрали для беседы! Тута, как на параде, все пройдут… Мирон-то ведь в полицию мобилизован… Ты вот чего, Катя… либо́ на другую улицу куда выбирайся, либо́ пересиди где до потемок. Нынче ведь в городу со всех волостей народ. Большая, знать, партия отправляется. Вон и свекор твой в полной обмундировке, с конем покатил. А Кузька, видать, совсем забракованный — в шубе и в малахае отца провожает.

— Никому этот Кузя не нужен, — вздохнула Катерина, — ни царю, ни добрым людям…

Сейчас она неминуемо повернула бы на Васю, но Макар, предвидя это, заговорил сам:

— Найдется и ему местечко хоть в тыловых частях где-нибудь. В станице-то, как и у нас в хуторе, бабы одни да ребятишки остаются, так что скоро тебе и бояться некого будет. А поколь еще поостерегись чуток… Ну, прощай, Катя, двигаться мне надоть. Пешком-то не шибко скоро выходит, а шагать еще далеко.