Самуил Лурье - Литератор Писарев

И злились, добавила про себя Варвара Дмитриевна. Даже в приговоре написали, что раскаяние, с которым он обращается к милосердию монарха, — притворное. И не пожелали ничем облегчить его участь. Два с половиной года продержали под следствием, не выпуская на поруки, сколько Благосветлов ни хлопотал, и на суде не нашли смягчающих вину обстоятельств, наказали, как за приготовление к бунту: два года и восемь месяцев заключения в крепости. Восемь-то месяцев уж потом скостили, по случаю бракосочетания цесаревича.

Страшно сказать — она и не говорила никому, кроме Раисы: а ведь эти годы, пока Митя сидел в крепости, это было для Варвары Дмитриевны счастливое время. Все бросила, примчалась с Верочкой в Петербург, поселилась против крепостных ворот, на Большой Дворянской. Обивала пороги, дожидалась в приемных, совала серебряные пятачки караульным солдатам, а с генерал-губернатором говорила по-французски.

— Хороший человек был этот Суворов, если бы не он — не позволили бы Мите писать в крепости.

Кутаясь в старенький бурнус, в любую погоду пешком ходила на Восьмую линию, в типографию Тиблена — держать корректуру Митиных статей. Доставляла в крепость нужные книги, в башмаке проносила письма… Была необходима. Но счастье заключалось в другом. Просто Варвара-то Дмитриевна всегда знала, что только она одна и любит Митю, а тепрь и он, казалось, понял это и тоже любил только ее одну.

«Вы увидите, как он горячо желал, чтобы я жила до его освобождения, и вот я-то, несмотря на разбитое окончательно здоровье, живу, а его — нет. Извините, что я посылаю Вам несколько писем, — я думаю, что, может быть, Вам приятно будет прочесть письма человека, который так чтил талант Ваш… В 66-м году, по выходе его из крепости, мы читали вместе Преступление и наказание, но как нервы его были потрясены переходом в жизнь из гроба, в котором он был заключен 3 года и 4 месяца, то чтение было по совету доктора приостановлено, потому что слишком волновало его. После, когда холодная ванна укрепила его нервы, мы докончили роман…»

Она спутала цифры и не заметила — не стала переправлять. Она вспомнила вдруг, как говорил ей этот доктор, Полотебнов: «Готовьтесь к худшему. Теперь для этого умственного организма начнется ряд пертурбаций, которые могут погубить его». А Варвара Дмитриевна думала тогда, что доктор преувеличивает, что припадок у Мити вызван только поразительным сходством сюжетов. Она и сама удивлялась: романист словно издали следил за семейством Писаревых. И Раскольников этот назубок повторял статьи из «Русского слова», и Разумихин влюбился в его сестру, совсем как бедный Павленков в Верочку.

«Вообще его приводил в восторг Ваш талант в практическом анализе все перечувствованное честным преступником, — написала она, уже не разбирая падежей, не видя слов, — его борьба! Да, и было же это время, и пережила я счастливый день 8 ноября 1866 — день выпуска его из крепости — арестован он был 2-го июля 62-го года, а 68-го года 4-го июля утонул — странно, он как будто предчувствовал, что утонет».

А Благосветлов говорит — утопился. Откуда ему знать? Они с Митей и не виделись с конца шестьдесят седьмого года, с тех пор, как Маша их поссорила. Она со всеми Митю рассорила, эта наша знаменитая Марко Вовчок. В доме Лопатина на Невском, где они с Митей поселились, никто уже к нему не ходил, и Павленков писал Верочке: «Новая крепость — дом Лопатина — ничего, кроме слога, в нем не оставила». Даже Варвару Дмитриевну Митя видеть не хотел: все бы только ему сидеть понуро возле стола, за которым эта женщина сочиняла свой роман, и смотреть на нее. И ведь знал, наверное знал, что она его не любила! Уж как Варвара Дмитриевна умоляла: Маша, пожалей его! Маша, спаси его! А Маша думала только о своих страданиях, о своих потерях, о своей литературе. Вот и не уберегла мальчика. И зачем понадобились им эти морские купания!

«В 63-м году, когда я еще жила в деревне, он писал ко мне, чтобы я утешала себя мыслью, что в крепости он застрахован от всяких несчастных случайностей, что, наприм., любя купаться, как он любил, он мог бы утонуть, а тут поневоле огражден от этой опасности. И полный жизни и любя жизнь, делая планы работ на прочие годы вперед — утонул, и нет, нет его, моего хорошего и дорогого Мити!»

А Благосветлов говорит — слава богу; Митя, дескать, еще в конце шестьдесят седьмого года умер как умственный деятель. Но это он со зла, от обиды, Благосветлов. Он хоть и разбогател, и капиталистом скаредным сделался, а Митю все-таки не забыл. У него в кабинете Митин портрет висит, на котором по нижнему полю — Митиной рукой: «Слова и иллюзии гибнут, факты остаются». Это из статьи о Молешотте, кажется.