Наталья Парыгина - Семейный вечер

Костя требовал беспрестанных забот, не проявляя к ней никакой чуткости, не помогая в бесчисленных домашних хлопотах, не прощая малейшей оплошности. Он считал свою работу инженера важной и сложной, а ее учительство едва ли не бесполезным делом. («Что она тебе дает, эта работа? Лучше бы сидела дома».) Он подавлял ее своей надменной требовательностью, и она сама не заметила, как случилось, что домашние дела заняли первое место, а работа в школе, составлявшая раньше радость жизни, стала в тягость. Сейчас, когда она листала старые дневники, это было особенно ясно и страшно.

— Жукова Таня… Жукова… — шептала Римма Сергеевна, листая тетрадь за тетрадью, и все пыталась припомнить Таню девочкой, но это никак не удавалось. Наконец, она нашла ее в тоненькой тетрадке за 1951 год. Тут уж не было никаких лирических записей, просто фамилии учеников, год рождения, адреса. В графе «Родители» стояло: «Отец погиб на фронте, мать работает няней в больнице».

Римма Сергеевна сложила пыльные тетради на нижнюю полку этажерки и окончательно решила, что пойдет к Тане. Ей теперь не хотелось этого, но почему-то казалось, что она должна пойти.

Римму Сергеевну встретили в полутемной прихожей Таня и ее мать. Они пригласили ее раздеться и проходить, а учительница стояла и смотрела на пожилую полную женщину и молчала, точно оцепенев. Теперь она вспомнила: «Учит она, учит, сама говорит, что знает, а выйдет к доске — и ровно бы память у ней отшибет». Надо было позаниматься с Таней дополнительно, но Римма Сергеевна всегда спешила домой. Отстающая ученица была не к чести учительницы, и она посоветовала устроить Таню на работу. «Видно, придется, раз уж способностей нету», — согласилась мать. Почему же ее пригласили после этого на семейное торжество?

— Раздевайтесь, проходите, — говорили хозяева.

Она овладела собою и прошла в комнату.

— Вот бывшая Танина учительница, — сказала мать.

— Большая у вас семья, — улыбнулась Римма Сергеевна, вспомнив слова Тани, что будет семейный вечер, и увидев довольно многочисленное общество.

— Что вы, что вы, — возразила мать Тани. — Мы с дочкой двое, а это все ее знакомые, с завода.

Римму Сергеевну усадили рядом с худощавым немолодым человеком в сатиновой рубашке.

— Это Иван Гаврилович, тоже Танин учитель, — сказала мать. — Токарь с завода, известный человек. Танечку на станке работать учил.

Токарь налил Римме Сергеевне вина, другие тоже наполнили рюмки. Иван Гаврилович встал.

— За молодого техника! — сказал он.

— И чтоб техник стал инженером, — добавил с другого конца юноша, сидевший рядом с нарядной Таней и не спускавший с нее сияющего взгляда.

Все выпили.

— Кушайте, гости дорогие, — приглашала мать Тани.

Токарь стал очень разговорчивым. Он, видимо, считал долгом занимать учительницу беседой.

— Выросла ведь, а? — говорил он, с отцовской гордостью поглядывая на Таню. — Технологом стала, надо мной командует. А пришла в завод какая? Давайте я вам холодца положу. Хороший холодец.

— Спасибо, — благодарила Римма Сергеевна.

За столом стало шумно, каждый нашел собеседника и свою тему. Танин сосед что-то говорил ей, улыбаясь, и Таня тоже улыбалась открыто и радостно.

— Робкая, маленькая, — продолжал Иван Гаврилович. — Вроде как ее кто пришиб. Я ей объясняю, а она мне одно: «Не получится. Не смогу». — «Как это, говорю, не сможешь?» — Токарь прихлопнул ладонью по столу, и посуда легонько зазвенела.

— Ладно тебе, Иван Гаврилович, в азарт-то впадать, — добродушно заметила хозяйка.

— Я правильно говорю, — с глубокой убежденностью возразил токарь. — Веры у нее в свои силы не было, вот оно как! А способности неплохие. Я поначалу ей самую легкую работу давал. Сделает — похвалю, потруднее что дам. Гляжу — вроде завлекаться стала, интерес проявлять. И токарь вышел из нее очень даже неплохой. Год прошел — учиться ее потянуло. Вместе с Николаем в техникум поступили. Тут уж он ей помог, вдвоем занимались. И любовь к ним, видать, пришла через эти самые занятия.

— Дорогие гости! — обратилась ко всем Танина мать. — Предлагаю я теперь выпить за здоровье Танечкиных учителей, за Ивана Гавриловича и за Римму Сергеевну. И за Николая…

— Я-то при чем? — смущенно возразил было Николай, но хозяйка оборвала его:

— Молчи, молчи, уж я знаю при чем. Пожелаем им всего хорошего.

Тост присутствующие шумно одобрили. Римма Сергеевна на минуту почувствовала особенную теплоту в сердце, точно она вместе со всеми многое сделала для Тани. Но токарь, едва поставив рюмку, заговорил опять: