Александр Шевченко - Под звездами

Девушка в черном платке с настороженным, недоверчивым взглядом спрашивает:

— Вы как же — насовсем пришли — больше не уйдете?

— Навсегда! — отвечает ей Шпагин. — Теперь на Берлин дорога наша лежит!

Два паренька с немецкими автоматами и красными партизанскими ленточками на шапках влюбленно глядят на Шпагина и просят «взять их в армию»: они умеют стрелять, минировать, взрывать мосты и дороги. Когда Шпагин сказал, что не может этого сделать, подростки, расстроенные его ответом, отошли в сторону и тот, что постарше, сказал другому с обидой:

— Это из-за тебя он не взял нас: таких малорослых в армию не берут, а меня одного взял бы!..

Старушка в плюшевом пальто всех спрашивает, не встречал ли кто ее сына-солдата, о котором она не имела известий с самого начала войны.

— Не забудь, милый, Муштукова я, Ефросиния Ивановна, из Замошья из Верхнего... Встретишь сынка — скажи, что жива я, спасли меня наши!..

Теперь, когда уничтожена граница, отделявшая ее от Родины, женщине кажется, что любому легко встретить ее сына-солдата: вся армия, вся страна представляется ей одним большим домом, одной семьей.

Людей подходит все больше и больше, идут люди, скрывавшиеся в лесу. Одни тащат на салазках уцелевшие пожитки, другие ведут за собой коров и коз. Задние напирают на передних — всем хочется услышать, как живут там, на свободной земле.

Тогда Скиба взбирается на кучу обгоревших бревен и оттуда громко, чтобы слышали все, отвечает на вопросы, рассказывает о положении на фронтах, о жизни в тылу, о подвиге Зои Космодемьянской.

Люди жадно слушают его: он раскрывает перед ними привычный и родной мир справедливых законов, честных понятий, ясных чувств, мир, от которого они почти два года были оторваны.

Когда Скиба закончил, ему долго и бурно аплодировали, кричали «ура», «Слава Красной Армии» — и это взволновало и растрогало его так, как никогда в жизни не трогали никакие овации: он понимал, что его слова для этих людей были не словами ротного замполита — это были слова, с которыми к ним обращалась Родина.

После Скибы на бревна решительно поднялась немолодая женщина с худым, строгим лицом и глубокими темными глазами:

— Это она! Жива! — Шпагин схватил Скибу за руку. — Это та женщина, которую я встретил здесь в сорок первом году!

Женщина сдвинула с головы красный клетчатый платок, открыв темные волосы, собранные в косу.

— Разрешите мне сказать свободное слово! — она улыбнулась, но улыбка ее была сдержанная, напряженная: за долгие месяцы оккупации она разучилась свободно, от души, радоваться и смеяться.

Она взмахнула над толпою рукой, словно бросила в воздух чудесную птицу:

— Товарищи!

Это слово, которое она не имела права произносить два года, женщина произнесла восторженно и свободно, вложив в него все переполнявшее ее чувство радости.

— Дождались и мы светлого дня! Низкий поклон нашим освободителям!.. Правильно говорит товарищ командир, надо нам восстанавливать свой колхоз, выбрать председателя и готовиться к весне — солнце-то, видите, как высоко уже поднялось!

И женщина опять взмахнула рукой вверх, в синеющее по-весеннему небо, к яркому, уже сильно пригревавшему солнцу, поднявшемуся над лесом.

— Правильно, Ксения Михайловна!

— Тебя и выберем председателем! — послышались возгласы.

— Верно! Бобкову! — загудела толпа.

Когда женщина сошла с бревен, Шпагин подошел к ней.

— Здравствуйте, Ксения Михайловна!

Женщина растерянно вскинула ресницы.

— Не узнаете? А я с сорок первого года вас помню. Когда мы отступали, я у вас останавливался. Последним уходил. Здорово вы тогда изругали меня, сильно обидели! Все время думал: хорошо бы встретить вас и сказать: верить надо Советской власти, не оставит она вас в беде никогда!

Женщина припомнила Шпагина, и, по мере того как он говорил, густая краска заливала ее лицо.

— Как же... теперь вспоминаю... Да не по злобе говорила я тогда... Обидно было мне, тяжело, что вы нас немцам оставляли... Сейчас бы не задумалась: все бросила, в чем стою пошла бы за вами — научили нас немцы уму-разуму... Извините меня. Может, простите обиду, зайдете ко мне обогреться — у меня изба целая осталась!

— Что вы, я не сержусь, — ответил Шпагин, — наоборот, я очень рад, что встретил вас! Помните, я говорил вам тогда, что мы вернемся, освободим вас! И с той поры это постоянно на моей совести было, это был мой долг перед вами и перед самим собой. И вот я сдержал свое слово!

Шпагин со Скибой пошли к Бобковой.