Владимир Шабанов - Когда жизнь на виду

Все эти мысли проходят у меня как бы на заднем плане. А на переднем плане смеющаяся подвижная девушка бросает в меня снежки. Она наступает, а мне хочется ее защищать. Какое прелестное женское качество.

Анна, Аннушка, Анюта… Музыкальный голосок, озорные, чуть насмешливые карие глаза, какие-то умные руки. Я пытаюсь ее остановить и рассмотреть как следует, но у меня ничего не получается. Нет, она не мельтешит впустую, но она всегда в движении и везде на месте. А ведь нашел я ее, можно сказать, в собственном кармане. Что легко находится, как известно, легко теряется: поэтому я и спешу.

Формально, идея сходить к Анюте в гости принадлежала не мне, а Валерке Слободскову. Он зашел за мной, скорее по привычке, и застал меня в тот момент, когда я раздумывал, брать ли с собой его. Мне стало неловко от собственного эгоизма, и вместо двадцати рублей, которые он просил в долг, я занял ему пятьдесят.

Мы втроем сходили в кино, затем как-то вечеровали уже вчетвером. С Анной в комнате живет ее коллега Роза, с которой у них возникла дружба. Со временем я начал замечать у Слободскова подозрительную рассеянность, и это меня совсем не обрадовало.

— Отличная женщина Роза, — говорит мне как-то Валерка. — И ростом она как раз пониже тебя.

Этот легкий маневр Слободскова, рассчитанный на отвлечение моего внимания, мне не понравился, и я решил: пора. Пора решать личный вопрос или, как говорят педагоги-кустари, пора браться за ум. Хватит быть наблюдателем, осмотрелся — и достаточно, надоела эта игра в жизнь, когда делаешь все вполсилы, потому что не хочется выкладываться на решении второстепенных, случайных, а иногда и никому не нужных проблем. Хватит растрачивать себя на бесплодную борьбу с самим собой, с тоской, со временем. Надо повернуть все так, чтобы время работало на тебя, чтобы не было пустых дней и чтобы дела, которые ты делаешь, были достойны затраченной на них жизни. Человек, свободный от всего, склонен к саморазрушению, потому нужно быть всегда в деле…

Я подхожу к городу и с лозунгов переключаюсь на чистую ругань, чтобы себя поддержать. Сорок километров по рыхлому снегу обочины дороги дают себя знать. Ноги мои подгибаются от большой нагрузки. Пора, как Корольков говорит, звереть. До дома я дохожу на одной злости или, красивее говоря, ярости. Навстречу мне идет Макаров.

Он помогает мне добраться до кровати, и я падаю. Макаров начинает расстегивать мне полушубок и опытной рукой вытряхивает меня из него.

— Сейчас, — бурчит он. — Поспи немного, и все будет в порядке.

Я холодею, ведь он никуда меня не выпустит. Макаров — здоровый парень и при желании он меня может успокоить в два счета. Я приподнимаюсь на руках, но Олег тут же реагирует, и я опять лежу. Мною начинает владеть истеричный смех. Макаров внимательно смотрит на меня. Я ему подмигиваю.

— Извини, Олег, за беспокойство. Ты меня неправильно понял. Я просто поскользнулся, упал…

— Очнулся — гипс, — острит он.

— …и зашиб оба колена. Сейчас мне нужно принять душ и идти в одно место. Ты мне немного помоги, а дальше я справлюсь сам.

Макаров смотрит на меня подозрительно, затем улыбается и качает удивленно головой. Хороший он все-таки мужик, думаю я и решаюсь ему открыться.

— Иду жениться, Олег. Надо же хоть раз попробовать, — говорю я, сажусь на кровати и закуриваю.

— Так бы и сказал, что побили из-за девки, — упрекает он. — Все бы тебе юлить. Одевайся, мы их сейчас найдем.

Ну что тут скажешь.

— Ладно, — вздыхаю я. — Лез я в женское общежитие по водосточной трубе и с третьего этажа в обнимку с ней рухнул на тротуар. Осечка небольшая вышла. Теперь вот женюсь, и пусть она меня лечит. Сама виновата.

Олег сочувственно смеется. Не говорить же ему правду, в конце концов. Он меня сейчас просто не поймет.

Немного отдохнув и приняв душ, я облачаюсь в белую рубашку и почищенный костюм. Макаров мне помогает, как может.

— А кто она, если не секрет? — смущаясь спрашивает он.

— Та самая Анна.

— Так, так. А она не родственница Валтурина?

— Нет. Я спрашивал.

— Тогда все в порядке, — говорит Олег и провожает меня до дверей. Я иду, стараясь не сгибать ноги в коленях.

По дороге дважды останавливаюсь в нерешительности, найдя в своих действиях чистейшую авантюру. Встретился с человеком три раза, а на четвертый заявляешься уже с предложением, сомневаюсь я. Для нее это ведь может оказаться серьезным испытанием, а ведь Анна, насколько я догадываюсь, легко ранима, хоть и не показывает вида. Ничего, уж какие мы есть, такие и есть, думаю я и опять прибавляю шаг. Нас можно или принять сразу, или не принять совсем.