Наташа. Ой, а я туда деньги и документы положила! Ну вот… что ж теперь делать?
Юрий. Ты только не волнуйся, Наташа, пожалуйста, не волнуйся, тебе вредно…
Наташа. Я нисколько не волнуюсь, но мы же теперь без денег…
Юрий. Подожди, у меня в полевой сумке что-то было… Ты только не волнуйся… дай сумку.
Наташа. Да где я тебе ее возьму! (Плачет.) Нету сумки. И когда ее свистнули, можешь ты мне сказать?
Юрий. Ну, нет так нет, что ж теперь делать… Меньше забот. (Роется в карманах шинели.) На телеграмму найду… трояк вчера был… Нет, нету… Главное, ты не волнуйся. Загоню свитер — вот и все… Бабушка, свитер не надо? Трофейный!
Софья Ивановна. Что вы… Разве я торговка. Я так себе вышла… Обокрали, видно?
Юрий. Похоже, что — да.
Наташа. Юра, вынь из рюкзака мое синее платье. Оно мне широко. Я его все равно не буду носить.
Юрий. Продать твое синее платье? Ни за что. Ты в нем провожала меня на фронт, забыла? Ты в нем и в родильный поедешь — очень хорошо, что широкое… (Софье Ивановне). А где у вас тут торгуют, тетя? Замечательный свитер продаю.
Наташа. Юра, милый, оставь, пожалуйста. У тебя же теперь ничего нет, кроме этого свитера, а смотри, какой холод. И потом, кому ты хочешь послать телеграмму, хотела бы я знать?
Юрий. Кому? Алеше Зайцеву, например. Раз!
Наташа. В адрес полевой почты телеграммы не принимают. Дальше.
Юрий. Ну, этому… как его… доктору с рыжими усами. Помнишь, он все время намекал, — если, говорит, будет нужно, пожалуйста.
Наташа. Где его адрес?
Юрий. У меня в полевой сумке, как же…
Наташа. А полевая сумка где?
Юрий. Ах, верно! Выходит, что телеграмму некому послать. Беда, Наташка. Вот это, брат, беда.
Наташа. Главное — спокойствие, Юра. Ты, главное, не волнуйся, вот что. Как-нибудь вывернемся. Не может быть, чтобы мы вот так взяли и пропали… сам подумай!.. Мало ли мы с тобой испытали на войне, и все ничего, все позади…
Юрий. Ты только, правда, не принимай близко к сердцу. Сегодня будем в колхозе, определимся.
Наташа. Ох, какой ветер!.. А еще юг называется! Пойдем, Юра, а то я совсем озябла.
Софья Ивановна. Да вы посидели б, отдохнули. Лица на вас нет.
Наташа. Я боюсь простудиться, а мне нельзя этого. Понимаете? Мне бы сейчас лечь в тепле где-нибудь, вытянуть ноги…
Софья Ивановна. Ребеночка ждете?
Юрий. Да, что-то вроде этого.
Наташа. Ух, добраться бы скорей до места, устроиться, отдохнуть. (Юрию.) И я тебя уверяю, будет чудесно. (Обнимает его.) Я даю тебе слово — будет отлично. Нам уже так давно плохо, что на-днях обязательно будет хорошо. Так всегда бывает, Юрий. Я знаю.
Сквозь вой ветра доносится сиплый, дрожащий гудок парохода. Все вздрагивают.
Софья Ивановна. А, чтоб тебя! Прямо шакал, а не пароход. Бедные вы мои… (Юрию.) Вы сами тоже, я вижу, не в исправности. Ой-ой-ой! Вы, главное, вперед выскакивайте, раз вы такой раненый. Так, мол, и так, в первую очередь, а то расхватают.
Наташа. Что расхватают?
Софья Ивановна.Да все, милая. Разве тут смотрят, чего хватать. До чего дотянулся, то и бери. Дадут дом — берите.
Юрий. На кой нам шут дом!
Софья Ивановна. Берите, берите, потом разберетесь. Или, может, как вы больные, корову посулят, — берите. Ссуду какую, аванс, — все надо брать! А как же! Брезговать не приходится. Была б я переселенка, я б вам пример подала!
Юрий. Ну пока!
Юрий и Наташа уходят.
Софья Ивановна. Хлебнут горя… (Вздыхает и уходит.)
Набережная пуста. Темнеет. Пароход дает второй гудок, еще печальнее первого. Появляется Воропаевв сопровождении морякас чемоданом. Воропаев надрывно кашляет.
Моряк (беспокойно поглядывая в сторону парохода). Отдохните, товарищ полковник. Вот сюда, на камушек… мертвый город… И кой чорт их понесло, Робинзоны! Вы что, тоже с ними, товарищ полковник?
Воропаев. Нет. Я сам по себе.
Моряк. На службу?
Воропаев. Нет.
Моряк. В санаторий располагаете?
Воропаев. Нет, не располагаю.
Моряк. Родные имеются?
Воропаев. Нет.
Моряк. Так вы, наверно, местные сами?
Воропаев. Нет, к сожалению.
Читать дальше