Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4

Лена. Мать жду, а дежурный должен придти. Мирошин этот. Мы с мамой живем тут в одном домике. Я поговорю с матерью, чтобы вас устроить. Ох, забыла, я ж чайник поставила, может вскипел. (Уходит.)

Воропаев. Ну, разберемся.

Роется в рюкзаке, достает буханку хлеба. Входит Софья Ивановна.

Софья Ивановна.Вечер добрый. Что-то незнакомая личность, не угадаю я… Сегодня заступили, небось?

Воропаев. Нет, я просто так. Приезжий.

Софья Ивановна.В райкоме-то? Ночью?

Воропаев. Я не один. Тут есть какая-то Лена, сейчас придет.

Софья Ивановна. Дочка это моя. А я было испугалась. Подожду ее. (Садится.) В нашем городе жить располагаете?

Воропаев. Если что-нибудь найду, — да.

Софья Ивановна.Все можно найти, на то и глаза даны, чтобы искать… Будете требовать дом или как?

Воропаев. Посмотрю. Лена мне что-то говорила о вашем домике.

Софья Ивановна. Лена? Слушайте ее. Разве это дом? Да и не наш он, коммунальный. Ни солнца, ни фрукты никакой, а вам надо дом фигурный, чтоб у него вид был да садик хороший. Пять яблонек — и те, смотри, тысчонки три дадут.

Воропаев. Я фруктами торговать не собираюсь.

Софья Ивановна.Не вы, а супруга, конечно. Вы и продать-то толком не сумеете, как я понимаю вас.

Входит Лена.

Поди-ка сюда. (Тихо.) Что ты, милая, с ума сошла? В первый раз человека увидела — и в дом тащишь? Такого пусти — он и нас в два счета выживет.

Лена. Ничего я ему не говорила, обещала только вам передать насчет дома.

Софья Ивановна.И нечего, нечего. На всех не наплачешься. Да. Торговля моя, Лена, никуда не годится, просто беда.

Лена. Только срамишься ты со своей торговлей. Узнает кто — засмеют. Иди Мирошина буди, сколько его ждать.

Софья Ивановна. Иду, иду. (Воропаеву.) Прощайте, товарищ командир. (Уходит.)

Лена. Не пойму, зачем вы с жильем торопитесь?

Воропаев. А что?

Лена. Разве вам жилье нужно? Вам люди нужны… Человек к человеку жмется.

Воропаев. Да, может быть.

Лена. Да не может быть, а правда. Я по себе сужу. Мне эти дома — хоть бы и не было их. Стены и стены. А другой раз такая тоска возьмет, приду ночью сюда, стану к радио, слушаю: какая кругом интересная жизнь, и плачу, знаете, как маленькая. То стахановец новый объявится, то наши город отбили, то чего-то в театрах идет, народ в ладоши бьет, смех слышно, музыка… И так мне хочется побыть со всеми ими… Вот все равно, как вы про фронт рассказывали, будто я вся там, а здесь только так себе…

Воропаев (внимательно глядит на Лену, она интересует его). У вас другое, Лена, вы еще не жили, у вас все впереди, а я… чорт меня знает, я только и делаю, что завидую тому Алексею Воропаеву, у которого были здоровые легкие, здоровые ноги, сильные руки, неплохая, в общем, голова… И вот… Всю жизнь хотел жить у моря, это казалось счастьем, и вот я у моря, как эта ваша железная баржа, что валяется на берегу.

Лена. А вы зачем за нее думаете? Может, она иначе решит…

Воропаев. Кто?

Лена (кивает в сторону репродуктора). Та, что на фронте, Александра Ивановна.

Воропаев. Вы идите, Лена, а я вместо вашего Мирошина подежурю.

Лена. Спасибо вам, я уж и сама хотела просить. (Набрасывает ватник.) Ветер какой сумасшедший! Один не побоитесь? Смотрите. Ну, до завтра. Хороших снов вам на новом месте, товарищ полковник!

Воропаев. Благодарю вас.

Лена уходит.

(Садится в кресло, вытягивает ноги.) Трудно начинать… в сорок три года… все сначала, все…

Ветер потушил моргалик.

Ну что ж. Спокойной ночи, Воропаев! С новосельем тебя, дружище!

В темноте слышен его надрывный кашель.

Большой табачный сарай без передней стены. Облака бегут по небу, то и дело закрывая луну. Гудит и стонет ветер, слышен грохот разбушевавшегося моря. Голый тополь качается на ветру. Раскачивается и «летучая мышь», повешенная над столом, покрытым красной материей. Собрание. Колхозникипоеживаются от холода, дремлют на скамьях, а у стола ораторствует председатель.

Председатель (хрипло). Я, честное слово, голос сорвал, второй час говорю, а толку нет.

Боярышников. И не будет.

Председатель. Звенья не организованы, бригад нет, перекопка отстает. Чуете, какой итог впереди? Нету итога.