Ольга. Папа, ты заболел?.. дать тебе воды, папа?
Вошедшая с ужином Демидьевна , торопится помочь ей.
Только тихо, тихо, чтоб мама не услышала.
Они успевают дать ему воды и подсунуть подушку под голову, когда приходит Анна Николаевна .
Мама, ему уже лучше. Ведь тебе уже лучше, папа?
Таланов. Трудный день выпал. Всё дети, дети…
Демидьевна (Федору) . Ступай уж пока, ожесточенный. Потом постучишься… (совсем тихо) я тебя впущу.
Через плечо няньки Федор все смотрит на отца и суетящихся вокруг него женщин. Он, кажется, не верит, что пустяки могут вызвать такие следствия.
Ольга (подойдя к Федору) . В самом деле, тебе лучше уйти теперь. Отец рано поднимается… работы много, очень устает. Пожалуйста…
Федор (беря пальто) . Я не сразу понял, Оля, что это твой жених. Извини!
Ольга (с горечью) . И это все, что ты понял за целый вечер, Федор?
Издалека, все повышаясь и усиливаясь, возникает сигнал воздушной тревоги. Федор слушает, подняв голову, потом уходит, никем не провожаемый. Молчание. Присев к столу и сжав уши ладонями, Ольга принимается за правку тетрадей.
Анна Николаевна (мужу) . К тебе Кокорышкин с бумагами. Позови его, Демидьевна.
Демидьевна (на кухню) . Войди, казенная бумага. Засох поди у печки-то.
Она уходит, взамен появляется Кокорышкин и уже на ходу достает чернильницу из кармана.
Таланов. Задержал я вас, Кокорышкин.
Кокорышкин. Пустяк-с. Зато помечтал на досуге.
Анна Николаевна. О чем же вам мечтается? (С болью.) Не о сыне ли?
Кокорышкин. Мои мечтания больше все из области сельского хозяйства. (Копаясь в портфеле.) Диоклетиан, царь, удалился от государственных дел для ращения капусты. В Иллирию! (Подняв палец.) Громадные кочны выращивал. (Подавая бумагу.) О проведении оборонных мероприятий.
Таланов. Это о курсах медсестер? (Подписывая.) А ведь был день, Аня… и у нас все наше, мечтанное, было впереди. И ты держишь экзамен, на тебе майское платье. И ты играла тогда… уже забываю, как это?
Анна Николаевна идет к пианино. Одной рукой и стоя она воспроизводит знаменитую музыкальную фразу.
И дальше, дальше. Там есть место, где врываются ветер и надежды.
Тогда она садится и играет в полную силу. Молча Кокорышкин подает, а Таланов подписывает бумаги.
Кокорышкин. И последнюю, Иван Тихонович.
Слышен разрыв бомбы, и второй — ближе. Музыка продолжается. Это борьба двух противоположных стихий. Когда героическая мелодия заполняет все, следует третий, совсем близкий разрыв. Дребезг стекла и грохот обвала. Свет гаснет. С разбегу Анна Николаевна успевает сыграть два последующих такта. Потом тишина.
Чернил не опрокиньте, Иван Тихонович. Погодите, я вам спичечку чиркну.
Анна Николаевна. Оля, зажги лампу. На окне стояла.
Вспыхнула спичка в потемках. Ольгауже у окна. Громадные тени колеблются на стенах. Короткая пальба и непонятный шум с улицы. Лампа разгорается плохо. Все на ногах. Портрет Феди лежит на полу, и как будто уже наступил другой вечер другого мира. Демидьевна с огарком входит из кухни.
Ольга. Принеси метлу, Демидьевна, стекла вымести. Федя упал.
Демидьевна уходит. Слабый шорох у двери. Только теперь Талановы замечают на стуле возле выхода незнакомого старичка с суковатой палкой между колен. Он улыбается и кивает, кивает плешивой головой, то ли здравствуясь, то ли милости прося и пристанища.
Таланов (с почтенного расстояния) . А ты как попал сюда, отец?
Старик. Со страху заполз, хозяин. Небеса рушатся.
Ольгаподносит лампу ближе. На госте грязные стеганые штаны и такая же кофта, сума и ветхая шапчонка лежат у ног. Точно принюхиваясь, Кокорышкинсо всех сторон осматривает старика.
Ольга. Ты сам-то откуда, старик?
Старик. Странствую, как Лазарь… в пеленах, в коих был схоронен. И, эва, плита гроба моего еще глядит мне вслед.
И, стуча палкой, таким обострившимся взором уставился в угол, что все невольно покосились туда же.
Читать дальше