Леонид Леонов: Нашествие

Что тебя там беспокоит?.. мы же одни тут.

Федор(чуть иронически) . Молчок, всему молчок.

Как сквозь глухое стекло, они вглядываются друг в друга, и вот тень виноватого прозренья появляется в лицеТаланова… Новый приступ жестокого кашля уФедорамешает отцу дочитать ответ в глазах сына.

Я пришел к тебе как к врачу.

Таланов(поспешно.) . Отлично… только садись поближе к свету. Вечерами плохо видеть стал…

Он приподнимает край матерчатого абажура и потом, держа запястьеФедора, невольно всматривается в то же самое окно.

Правду сказать, кашель твой мне не нравится… и этот глянц-ауген [1] Блеск глаз (медиц.) . Здесь и далее в подстрочных примечаниях — перевод с немецкого. , и руки твои влажные, горячие…

Федор. Это всё пустяки. Я другое имел в виду.

Таланов. И другое. Ты растерян, резкость твоя от смущения… и эти усики тоже. Значит, ищешь выхода, это уже хорошо. (Вдруг, как в детстве когда-то.) Оглянись, Федя… горе-то какое ползет на нашу землю. Многострадальная русская баба сгорбилась у лесного огнища, и детишечки при ней, пропахшие дымом пожарищ… и никогда он не выветрится из их душ. Сколько этих недобитых цыпляток прошло через мои руки. Вчера, например… (Махнув рукой.) Боль и гнев туманят голову, боль и гнев. А болезнь твоя излечимая, Федор!

Федор. Ну, раз диагноз поставлен, садись, сочиняй рецепт тогда.

Таланов. Он уже написан. Это — справедливость к людям!

Гортанный звук непроизвольно вырывается уФедора, и он покачивается потом с закрытыми глазами, словно кислоту пролили в рану.

Федор. Справедливость? Обожаю эти всемирные лекарства в нарядной упаковке. (Возгораясь темным огоньком.) А к тебе, к тебе самому справедливы они, которых ты лечил тридцать лет? Это ты первый, еще до знаменитостей, стал делать операции на сердце. Это ты, на свои кровные копейки, зачинал поликлинику… стал принадлежностью города, коммунальным инвентарем, как его пожарная каланча…

Таланов(постукивая пальцами о стол) . Отлично сказано, продолжай.

Федор. И вот нибелунги движутся на восток, сметая всё. Людишки бегут, самовары вывозят и теток глухонемых. Так что же они тебя-то забыли, старый лекарь? Выдь на перекресот, ухватись за сундук с чужим барахлом: авось, подсадят… (И вновь зашелся в кашле.) Прости, все клокочет там… и горит, горит.

Таланов. Не то плохо, что горит, а что дурной огонь тебя сжигает.

Ольгаприоткрыла дверь.

Не мешай нам, Ольга.

Ольга. Папа, извини… там Колесников приехал. Ему непременно нужно видеть тебя.

Таланов(с досадой) . Да, он звонил мне в поликлинику. Проси. (Сыну.) У меня с ним минутный разговор. Ты покури в уголке.

Федор. Мне не хотелось бы встречаться с ним. Черный ход у вас не забит?

Ольга. Зайди пока за ширму. Он спешит, это недолго.

Федоротправляется за ширму.Ольгаоткрыла дверь.

Ольга. Папа просит вас зайти, товарищ Колесников.

Тот входит в меховой куртке и уже с кобурой на поясном ремне. Он тоже лобаст, высок и чем-то похож наФедора, который из-за ширмы слушает последующий разговор.

Колесников. Я за вами, Иван Тихонович. Машина у ворот, два обещанных места свободны. (Ища глазами.) У вас много набралось вещей?

Таланов. Я не изменил решения. Я никуда не еду, милый Колесников. Здесь я буду нужнее.

Колесников. Я знал, что вы это скажете, Иван Тихонович.

Ольга(тихо, ни на кого не глядя) . Времени в обрез. Небо ясное, скоро будет налет.

Таланов(Колесникову) . Торопитесь, не успеете мост проскочить… Ну… попрощаемся!

Колесниковне протянул руки в ответ.

Вы ведь тоже уезжаете?

Колесников(помедлив) . Нас никто не слышит… из соседней квартиры?

Таланов. У нас булочная по соседству.

Ольгахочет уйти.

Колесников. Вы не мешаете нам, Ольга. (Таланову.) Дело в том, что… сам я задержусь в городе… на некоторое время. Я член партии и, пока я жив…

Таланов. Вот видите! (В тон ему.) Я тоже не тюк с мануфактурой и не произведение искусства. Я родился в этом городе. Я стал его принадлежностью… (для Федора) , как его пожарная каланча. И в степени этой необходимости вижу особую честь для себя. За эти тридцать с лишком лет я полгорода принял на свои руки во время родов…