Так я потерял командира. Не успел я опомниться, как рядом ударила бомба, взметнулся земляной фонтан. Я снова сел за руль и повел машину вперед.
Пушка с грохотом катилась следом. Когда взорвалась другая машина, пушку прицепили к моей. Вот почти рядом разорвалась еще бомба. Машину наклонило в одну сторону, но мотор еще работал. Я дал газ, машина, бросаясь из стороны в сторону, вырвалась из этого ада в пшеничное поле и понеслась вперед.
Рассветало, и тут я увидел, что навстречу машине движется танк. На танке — немецкая свастика. Что делать? Танк шел прямо на меня. Конечно, рассказать об этом легко, но тогда мне было куда труднее. Мысли мои работали, как пчелы. Я повернул машину назад. Направил жерло пушки на танк, взял снаряд из кузова и зарядил пушку. Руки почему‑то дрожали. Прицелиться не было времени. Выстрелил. Кругом все застлало дымом. Еще раз зарядил пушку. Грохот приближался. Опять выстрелил. Танк тряхнуло и повело в сторону. Ага, загорелся! Я быстро влез в кабину. Обошел стороной горевший тапк и помчался вверх, к лесу. Пушка мешала моей машине ехать по полю.
Вон на край села выскочила немецкая машина. Позади горящий мост, к мосту двигаются вражеские танки, а впереди село, машина. Наверное, в машине командиры. Она идет очень быстро прямо на меня. Пожалуй, не хватит времени зарядить пушку. Соображаю, что делать. Выхода нет. Я выпрыгнул из кабины и отцепил пушку. Снова вскочил в машину и помчался на предельной скорости. Я видел лица сидящих в машине фашистов. Они держали наготове автоматы. Я направил машину прямо на них и выпрыгнул из кабины в поле. Сзади послышался грохот и крики немцев. До меня это донеслось, как сквозь сон. Шумело в ушах, будто я стою у горной речки, в глазах плавал туман. Я на четвереньках пополз вверх по пшеничному полю и ничего не слышал. Видел только столбы огня и дыма, которые, как грибы, поднимались вокруг. Вместе со мною бежал еще кто‑то… Но почему эти люди валились на землю, как сброшенные ветром снопы, что они кричали, — я не понимал и не слышал.
Я был похож на Ячеребенка, который сам не знает, куда мчится после того, как буран раскидал табун. Тело мое не чувствовало боли, когда со всего размаха я ударился о землю, обессиленный упал на пшеничные колосья.
3
Я открыл глаза, когда солнечные лучи, скользнув меж ветвей, упали на мое лицо. Поднял тяжелую, как свинцом налитую, голову, приподнялся сам и осмотрелся. Оказывается, солнечные лучики, как узкие клинки, пронзали не ветви деревьев, а колосья пшеницы. Я притянул к себе колосья. Сорвал один колос и размял в окровавленных грязных ладонях. Сдунул с ладони шелуху и бросил в рот тяжелые зерна. «Что случилось? Почему я один? То был сон или явь?» — думал я, с трудом поднимаясь. Вокруг тлела пшеница.
Вдруг сквозь дым я увидел человека, он шел пошатываясь, как пьяный, с лицом черным от сажи. «Фашист!» — мелькнуло в голове. Я ждал, когда ой приблизится ко мне, мечтал, как задушу его вот этими руками, мозолистыми от ручек плуга, почерневшими от работы. А фашист между тем махал из стороны в сторону кителем, стараясь потушить огонь, пожиравший пшеницу. Мне казалось, что она стонала и плакала. А огонь побеждал, с зловещим треском полз все дальше и дальше. Я тихо подкрался к фашисту и хотел уже прыгнуть на него, когда он круто повернулся и застыл от удивления. А потом улыбнулся знакомой белозубой улыбкой и ринулся на меня. Я невольно сделал шаг назад.
— Гриша, неужели ты? — закричал «фашист» (артиллеристы называли меня Гришей).
— Вася, дорогой! — сказал я дрожащим голосом, не веря своим глазам. Вася был наводчиком нашей пушки. Мальчишка, студент, с едва пробившимися усиками, наш общий любимец. Как он радовался, когда получал письма от своей Раи из Ташкента. И мы, конечно, вместе с ним. И тревожились за него, если письма приходили неаккуратно. Ведь Вася твердо решил сыграть свадьбу сразу же по окончании войны, и, конечно, вся часть была приглашена на эту свадьбу. И вот теперь только мы с ним уцелели. Нас всего двое, а судьба остальных?
Вчера мы проходили мимо родного Васиного села. Командир отпустил Васю в село. Никого не застал там Вася, ни матери, ни сестры. А вернувшись в часть, не нашел и товарищей. Он кинулся туда–сюда и, наконец, добрался до моста. Еле–еле выбрался парень из этого ада на мосту. Отчаявшийся, обессиленный, голодный брел он, как в бреду, наугад п вдруг нашел меня. Вася припал ко мне п заплакал, как маленький. Я успокаивал его.
— Видишь, как горит хлеб? — говорил он горько. — Эти поля пахал мой брат — тракторист. Наши даже не успели его убрать… Как же ты остался жив, Гриша?
Читать дальше